Сберегая истощенные силы, она делала маленькие медленные шаги и потому загодя увидела огонек. Золотая искра соколиного перышка летела как раз в ту сторону. Когда Младина приблизилась, это оказалась избушка – но как же она была стара! Крыша провалилась, стены покосились, между полусгнившими бревнами зияли щели. Если бы не красноватый свет изнутри, Младина не решилась бы в нее лезть – того гляди, обрушится на голову.

С трудом согнув больную коленку, Младина влезла в избушку, разогнулась… и обнаружила, что находится в круглой землянке. Крышу поддерживал толстый столб посередине, рядом пылали головни в очаге, обложенном камнями. При их свете было видно, что весь пол засыпан черепками от горшков, мисок, чаш; лишь по некоторым удавалось угадать их прежний облик. На многих виделся знакомый солнечный знак, у иных горло украшали выдавленные изнутри пуговки. Здесь же лежали глиняные фигурки – конь, корова, свинья. Под голыми стенами валялись истлевшие тряпки: как жертвенные рушники, пролежавшие на могиле не один год, заплесневелые и ссохшиеся комками.

– По добру ли дошла, дочи… – полуразборчиво прошептал из угла невнятный голос.

Младина скорее угадала содержание приветствия, чем поняла.

Робко она взглянула туда. Старуха сидела возле очага прямо на земле, съежившись, сама похожая на ком земли, ее неотделимую часть. Младина вдруг поняла, почему говорят «родная земля» – это земля, перемешанная с прахом твоих предков, которые уже стали ее частью, оставаясь частью тебя. Она видела только тощие руки, обхватившие колени и так плотно обтянутые кожей, что напоминали голые кости. Понимая, что ничего хорошего не увидит, Младина старалась не приглядываться, благо в землянке было полутемно.

Старуха медленно подняла голову и втянула ноздрями воздух. Опущенные веки ввалились, будто под ними вовсе нет глаз, тонкий рот был плотно сомкнут. И эта ее попытка по запаху определить, где находится гостья, выглядела такой жуткой, что Младина с трудом сдержала желание шагнуть наружу и бежать отсюда. Лицо старухи выглядело темным и неровным, как и руки.

– Садись… поешь… – проскрипела старуха.

Она переменила положение, расцепила свои костлявые кисти. Под серым подолом мелькнули ее ноги, и тут Младина увидела, что это настоящие медвежьи лапы – покрытые густой бурой шерстью, с черными подошвами и округло-продолговатыми медвежьими пальцами с длинными когтями.

Осторожно ступая по битым горшкам, Младина подошла и села напротив старухи-медведицы: стола в избе не было. Старуха протянула ей какой-то глиняный обломок; прежде чем взять, Младина невольно вгляделась в ее руку, но это была человеческая рука, только очень худая и темная, как словно поросшая волосом.

– Куда держишь путь? – прошептала медведица.

Хотя Младина уже дважды отвечала на этот вопрос, сейчас ответ не сразу пришел ей в голову. Всплывали какие-то нелепые слова: на север… навстречу солнцу… по реке…

– За тридевять земель… – тихо ответила она, ощутив вдруг, какой же долгий путь прошел ее род, какая длинная цепь поколений разделяет ее и эту мать-медведицу. – Ищу я жениха моего, ясна сокола…