В щеку тыкалось нечто холодное, влажное – от этого она и очнулась. Потом по лицу прошлось что-то живое, теплое и тоже мокрое. Потом она ощутила холод, повеяло стылым запахом влажной, но уже подмерзшей листвы. Открыв глаза, она увидела морду склонившейся над ней белой волчицы, а позади нее – темные стволы деревьев и груды бурых листьев. Младина села, огляделась. Кругом только лес – на ветках еще дрожат последние желтые листья, но на земле виднеется первая пороша. Длинные желтые стебли высохшей травы торчат из снежной шапки, укрывшей сам куст. Похоже на дни прихода Марены. Снег, видимо, выпал в первый раз, но земля замерзла, и он, наверное, уже не растает. Но сейчас снег не шел. На том месте, где она лежала, мох был почти сухим, и почему-то ей подумалось, что она сама сошла сюда с неба, принесенная снегопадом.

Она встала на ноги, подтянула чулки, провела рукой по лицу, перевязала получше платок. Коса растрепалась, будто она не расчесывала ее уже несколько дней. Младина сняла тесемку, расплела немного, чтобы хоть вид был приличный, открыла берестяной коробок на поясе – поискать гребешка.

Оттуда вдруг выскочило что-то яркое, живое. Бабочка? Но нет. Перед ней дрожало в воздухе соколиное перо – светящееся, словно отломившийся кончик солнечного луча. Младина невольно вскинула руку, торопясь его поймать, но оно ускользнуло и снова зависло в шаге от нее. И затрепетало, призывая скорее следовать за ним.

Младина поспешно опять перевязала косу и сделала шаг. Перышко отлетело подальше. Она подошла, и перышко уверенно устремилось вперед – довольно быстро, но так, чтобы она могла поспеть.

Надо спешить. Сокол все кружит где-то над теми двумя источниками – может, перышко приведет к нему? Сосредоточив все силы на том, чтобы поскорее до него добраться, Младина готова была пробежать без отдыха весь этот лес. И знала, что лес – бесконечен. Ведь каждое дерево в нем – это один из прежде живших на земле людей, а им нет числа. Но эта огромность ее не пугала: когда ясно видишь свою цель, Навь идет навстречу.

Впереди мелькнула белесая крыша, усеянная желтыми и бурыми листьями. Младина пошла медленнее, потом осторожно выглянула из-за веток. На маленькой поляне стояла избушка, покрытая берестой и поднятая на обрубке бревна, как на ноге. Совсем небольшая – ниже человеческого роста. Вместе с «ногой» верхний венец приходился как раз на уровне лица Младины. С той стороны, где она подошла, имелось оконце, но не наверху, а ближе к нижним венцам.

Радуясь первому успеху, Младина ступила на поляну.

– Избушка, избушка! – с облегчением позвала она. – Стань к лесу глазами, ко мне дверями, мне в тебя лезти, хлеба ести!

Избушка качнулась и поворотилась, с крыши слетело несколько желтых листьев. С обратной ее стороны обнаружился вход: такой низкий, что в него можно было пробраться, только согнувшись в три погибели. Младина так и сделала, едва дождавшись, пока изба остановится.

Страшно было лезть, скорчившись, в черную пасть, но что делать? Одну ногу Младина осторожно просунула между двумя-тремя старыми горшками, вторую поставила рядом с овечьим черепом, продвинулась вперед и боязливо выпрямилась. Порадовалась, что невелика ростом: голова пришлась вровень с матицей. Никогда еще Младина не чувствовала себя такой огромной! Через открытую дверь проникало довольно света, и она первым делом огляделась в поисках хозяйки.