Она снова погрузилась в этот нерастраченный страх, в это наваждение – снова быть вынужденной столкнуться с этим, оказаться настигнутой этой зловещей фауной. Маленькие глазки этой черной с металлическими отблесками массы провожали ее взглядами, словно хотели свести с ней счеты. Про этих птиц говорят, что они умные. Тогда, быть может, они поняли, уже знали, что их злейший враг в этом городе – это Аврора. Она выскочила на бульвар, где звуки уличного движения заглушали все остальные, и это было словно возвращением к цивилизации. Она проскользнула между прохожими, слившимися в упорядоченное течение, которым управляли световые сигналы, и присоединилась к тем, кто двигался к метро. Затем гигантским сквозняком, устроенным при входе в метро, ее засосало на лестницу, гигантский сквозняк – единственный способ насытить всю эту сеть пригодным для дыхания кислородом.

Что Аврора всегда недооценивала в себе, что всегда старалась замалчивать, так именно эту глубокую потребность в том, чтобы ее кто-то успокаивал. Быть успокоенной – в глубине души она только этого и ждала. Словно все они, эти мужчины и женщины, которые садились вместе с ней в поезд, вцепившись в свои вещи, рюкзаки или сумки, явно оберегали там что-то ценное, в высшей степени личное. Словно они таскали с собой частицу своего очага, последнее причастие, чтобы прожить свой день, держались за это как за своего родственника. Оказавшись в электричке, многие опускали нос к своему мобильнику, стоя или сидя, но по-прежнему надежно прикрепленные к своей сумке. И Аврора подумала сегодня утром, что они все похожи на нее, все они виделись ей малышами, которые пытались успокоить себя.

Ей показалось, что в течение дня она выявила эту же потребность у каждого в своей команде. Ей уже пришлось их успокаивать, одного за другим, по поводу трехсот платьев. Ошибка была исправлена, но проблемы еще оставались: бухгалтерша, банкирша, снова отсутствующий Фабиан – с ними надо было решить вопросы. Вот только, чтобы успокоить их, Авроре нужно было успокоиться самой. День прошел довольно угрюмо и безрадостно. Вечером после ужина Ричард спросил, что с ней творится, утверждая, что она какая-то странная, ни слова не сказала за эти два дня. После этого прогона туда-обратно и бессонной ночи в Труа она провела вторую половину дня, пытаясь договориться с банкиршей, и какое же это унижение, беспрестанно клянчить дополнительные средства, предчувствуя, что собеседница, напротив, не предоставит их. Ее успокоить было сложнее всего. Ее тревожило все. Так что она смело могла отвечать Ричарду, что просто до крайности измотана. Она такой и была. В самом конце ужина, когда каждый из членов семьи уже готовил себе теплые напитки в кружках, привезенных из Соединенных Штатов, прежде чем отправиться спать, Ричард подошел к ней, будто собирался поговорить по-настоящему. Но опять всего лишь сказал Авроре, что в последнее время находит ее какой-то отсутствующей. Потом задал два-три вопроса по поводу ее работы, спросил, не говорили ли ей снова об этой истории насчет