Во второй половине дня пришлось принимать прощальные напутствия, более смахивающие на соболезнования, от друзей и коллег, убежденных, что несчастный повредился в уме.

Я без обид перенес процедуру. Смирение – удел святых.

Около шести вечера я вернулся домой. Клер ждала меня. Кухонный стол был покрыт исписанной бумагой и компьютерными распечатками. Калькулятор лежал на подоконнике. Подготовилась она неплохо. На этот раз в засаду угодил я.

– Думаю, нам необходимо развестись, – учтивым голосом сообщила Клер. – Причина: полная несовместимость характеров. Мы не ссоримся, не тычем друг в друга пальцами. Может быть, поэтому нам никак не удается выговорить: наш брак рухнул.

Играть в изумление не имело смысла – она все решила, мои возражения бесполезны. Я любезно, в тон ей, ответил:

– Конечно.

Надеюсь, согласие прозвучало достаточно искренне. Позволив себе наконец роскошь быть откровенным, я повеселел. Настораживало одно: похоже, ей развод был нужнее, чем мне.

Желая бесповоротно утвердиться в роли лидера, Клер известила меня о встрече с Жаклин Хьюм, убежденная, что имя поразит меня как из пушки.

Действительно, специалистка по бракоразводным делам славилась умением схватить бедного супруга за причинное место, причем с вывертом.

– Зачем тебе адвокат? – полюбопытствовал я.

– Чтобы быть защищенной.

– Боишься нечестной игры?

– Ты юрист. Вот и мне понадобился юрист, только и всего.

– Отказавшись от ее услуг, ты могла бы сэкономить кучу денег, – несколько сварливо заметил я. – Как-никак мы разводимся.

– Зато теперь у меня есть чувство уверенности.

Она показала распечатку под названием «Приложение А» – детальный реестр наших совместных активов. «Приложение Б» предлагало план их раздела. Разумеется, Клер урвала кусок пожирнее. Половину нашей наличности, то есть шесть тысяч долларов, она собиралась отдать в банк за свою заложенную машину. Из другой половины мне причиталось две с половиной тысячи. Шестнадцать тысяч долга за мой «лексус» в распечатке не фигурировали. Кроме того, Клер мечтала заполучить сорок тысяч из пятидесяти одной, лежащих на совместных счетах. Мой текущий счет она великодушно дарила мне.

– Доли получаются не совсем равными, – заметил я.

– И не должны, – безапелляционно заявила Клер.

– Почему?

– Потому что не я угодила в кризис переоценки личности.

– Значит, вина целиком на мне?

– Мы не устанавливаем чьей-либо вины. Мы делим имущество. По лишь тебе понятным причинам ты решил урезать свой годовой доход. С какой же стати от последствий твоего сумасбродства должна страдать я? Мой адвокат живо докажет судье, что твои действия подвели нас к финансовому краху. Маешься дурью? Пожалуйста. Но не надейся заставить меня голодать.

– А есть опасность?

– На хамство не отвечаю.

– Получи я что-нибудь, и мне расхотелось бы хамить.

Необходимо было спровоцировать всплеск эмоций. Орать или швырять друг в друга предметы мы не могли. Впасть в истерику, черт побери, тоже. Бросаться грязными обвинениями в супружеской неверности или пристрастии к наркотикам – тем более. Да какой же это развод!

Напрасный. Не обращая на меня внимания, периодически сверяясь с записями, сделанными под диктовку специалистки, Клер продолжила: