– И ты тоже!
– Что – я?
– Ты тоже в крови. Вы стояли там, рядом с ними. – Арсений смотрел на Илью. – Они могли укусить вас! Вспомни: ты говорил, чтобы мы не пускали вас обратно без проверки! Тем более после захода солнца. Сейчас уже ночь!
– Ты прав. – Илья не мог не согласиться.
Он указал на пульверизатор:
– Что там – соль и остатки святой воды?
Арсений кивнул, не сводя с Ильи напряженного взгляда.
– Давай, что стоишь? Брызгай на меня!
«А вдруг он прав? – мельком подумалось ему. – Но я бы почувствовал, если бы меня укусили! Или нет?..»
Не отвечая, Арсений выставил руку вперед, словно держал не пульверизатор веселенького розового цвета, а пистолет.
«Я как будто гигантский фикус. Или кактус», – чувствуя, уже второй раз за вечер, что вот-вот разразится истерическим хохотом, подумал Илья.
Брызги попадали на кожу, не причиняя вреда. Арсений отвинтил крышку:
– Сделай глоток.
Илья глотнул. Соли не пожалели – вкус был противным, но, самое главное, питье не оказало на него никого воздействия.
– Слава богу! – с облегчением выдохнул Арсений и взял у Ильи пульверизатор. – Извини, что сомневался.
– Ты все правильно сделал. – Илья тоже немного расслабился. – Молодец.
Он коснулся руки Марины и хотел сказать, чтобы Арсений поплескал и на директрису, но осекся. Он попытался нащупать пульс, но ничего не вышло. Рука была ледяная, как у мраморной статуи.
Илья перевел взгляд на Арсения, чувствуя, как холодеет в желудке.
– Кажется, пульса нет. Она… – Он умолк, не желая произносить этого вслух.
– Умерла? – тихо спросил Дима.
И в этот момент нога Марины дернулась.
«Я ошибся! Она жива!»
Но обманывать себя было глупо.
– Отойди от нее, быстро! – выкрикнул Арсений, и Илья послушался. Кривясь от боли, он встал, держась за стену. Нина подошла к нему – не то хотела помочь, не то искала защиты.
По телу Марины словно прошел электрический разряд. Тонкие бледные пальцы сжались и снова разжались. Руки, извиваясь, пьяно зашарили в воздухе.
Язык Ильи прилип к гортани.
«Я вижу это? Я действительно это вижу?»
В следующую секунду покойница открыла глаза и села.
В ее взоре не было ничего от прежней Марины – ни мыслей, ни чувств, ни боли. «Глаза – зеркало души», – пришло ему на ум. Если это правда, то эти глаза отражали пустоту. И в то же время пустота была бездонна – в ее глубину хотелось нырнуть, погрузиться, уйти с головой…
– Илья, – скрежещущим, низким голосом сказала она, глядя прямо на него. – Ты помог мне, теперь моя очередь.
Нина жалобно подвывала, как побитая собачонка, и это почему-то бесило.
– Все не так плохо, как мы думали. – Теперь Марина улыбалась тягучей, ядовито-сладкой улыбкой. В розовых деснах блеснул белый рельеф зубов. – Наоборот, все очень хорошо. Мы ошибались: вечность – это прекрасно! Нет страха, нет боли. Подойди, и я покажу тебе. Я тебя поцелую, милый.
Она облизнула губы, и Илья с ужасом почувствовал, что трепещет от желания и хочет этого – чтобы ее лицо оказалось близко-близко, рыжие волосы окутали его мягким облаком, а губы, теперь такие полные и желанные, коснулись его шеи.
Марина довольно заурчала, поднимаясь с пола и не сводя глаз с Ильи. Ее челюсть выдвинулась вперед, зубы обнажились, но это больше не пугало. Нет, Илья не боялся – он предвкушал то, что должно было случиться. Как сквозь сон он услышал вдалеке высокий, холодный, злобный детский смех.