вот те произведения, которые особенно любит исполнять этот дирижер и которые я включил бы разве что в программу начальной музыкальной школы: «Парижская жизнь» Оффенбаха, «Болеро» Равеля, увертюра Россини «Сорока-воровка», сюита «Щелкунчик» Чайковского (упаси нас нечистый!), «Кармен» Визе или части из оной, «Мексиканский зал» Копленда, «Танец с треуголками» де Фальи, «Торжественный марш» Эдгара, «Рапсодия в голубых тонах» Гершвина (дважды упаси нас нечистый!), и еще многие другие, которые в данный момент просто не приходят мне в голову…
но дайте только упомянутым слушателям соприкоснуться с этой элементарной слащавостью, и они превратятся в безобидных полоумных макак.
а по дороге домой вы наблюдаете примерно такую сценку, старик лет пятидесяти двух, владелец трех мебельных магазинов, ощущающий в себе интеллект:
— ей-богу, надо отдать должное этому……, вот человек, который действительно разбирается в музыке! он действительно заставляет ее почувствовать!
жена:
— да, у меня всегда такой духовный подъем! кстати, где мы сегодня ужинаем — дома или в ресторане?
конечно, о вкусах не спорят, как и об отсутствии таковых, кому пизденка, а кому и ручная работенка, я не понимаю популярности Фолкнера, бейсбола, Боба Хоупа, Генри Миллера, Шекспира, Ибсена, пьес Чехова. Дж. Б. Шоу вызывает у меня непрерывную зевоту, и Толстой тоже. «Война и мир» — крупнейшая неудача со времен гоголевской «Шинели». о Мейлере я уже говорил. Боб Дилан, по-моему, явно переигрывает, тогда как Донован, кажется, наделен подлинным вкусом, я просто не понимаю, в боксе, профессиональном футболе, баскетболе, похоже, привлекает сила, ранний Хемингуэй был хорош. Дос был грубияном. Шервуд Андерсон весь неплох, ранний Сароян. теннис с оперой оставьте себе, новые автомобили — пропади они пропадом, колготки — брр! кольца, часики — брр! очень ранний Горький. Д. Г. Лоуренс — молодчина. Селин — какие сомнения! яичница — дерьмо. Арто — когда приходит в ярость. Гинзберг — иногда, борьба — что??? Джефферс — конечно, и так далее, и так далее, сами знаете, кто прав? разумеется, я. а как же иначе!
мальчишкой я ходил на так называемый авиационный праздник, там демонстрировали высший пилотаж, воздушные гонки, прыжки с парашютом, помню, особенно хорош был один трюкач, на крючке, у самой земли, вешали носовой платок, а он, очень низко пролетая на своем стареньком немецком «фоккере», подбирал крылом платок вместе с крючком, потом он делал «бочку», опускаясь почти до самой земли, он отлично управлял своим самолетом, но лучше всего были воздушные гонки — для детей, а может, и для всех прочих, — столько крушений! все самолеты были разной конфигурации и весьма странные с виду, ярко раскрашенные, и они падали, падали, падали, падали, это было страшно интересно, моего приятеля звали Фрэнк, ныне он заседает в одной из судебных инстанций.
— эй, Хэнк!
— что, Фрэнк?
— пойдем со мной, мы идем под трибуну.
— отсюда можно женщинам под платье заглядывать.
— да?
— ага, смотри!
— боже!
трибуна была сколочена из досок, и сквозь щели все было видно.