— Да, Женя, у нас ведь пустое место для даты оставлено, — спохватилась Соня.

— Правильно. Что ж, завтра матрицы будут на Фонтанке, послезавтра — печать. Набирайте: понедельник, двадцать первого августа тысяча девятьсот шестого года…

Оттиснуты полосы. Все сгрудились вокруг них, на время оставив каждый свое дело. Взоры устремлены на первую полосу.

— Полетел наш орел клевать царского двуглавого… — сверкая огромными черными глазами, сказал Сильвестр Тодрия, разглаживая пятерней кольца волнистой бороды.

— Включите свет!

— Вот это веселее, — бросил кто-то.

— «Перед бурей», — вслух прочитал Шлихтер заглавие статьи Ленина, поставленной передовой, и умолк, взволнованный.

— Читайте, читайте! — послышались голоса.

Александр взял страницу в руки. В полнейшей тишине звонко, несмотря на тесноту в комнате, зазвучал его голос:

— «Прошел месяц со времени роспуска Государственной думы. Прошла первая полоса военных восстаний и забастовок, которыми пытались поддержать восставших. Кое-где начало уже ослабевать рвение начальства, применяющего «усиленные» и «чрезвычайные охраны» правительства от народа. Все яснее выступает значение пройденного этапа революции. Все ближе надвигается новая волна…»

Покоренные простыми и проникновенными словами Ильича, все не сводили глаз с читавшего уже проглоченную в процессе набора статью.

— «Пусть сильнее грянет буря!» — торжественно прозвучали горьковские слова.

Стуруа, опытнейший подпольщик, в «искровский» период заведовавший в Баку экспедицией главной типографии ЦК, забыв об измазанных руках, порывисто обнял Шлихтера, словно это он написал статью, и воскликнул с увлажненными глазами;

— Хорошо, Сашко, хорошо!

— Товарищи, товарищи! — вдруг оживилась София. — А теперь наш гимн!

На мгновение в комнате воцарилась тишина. Александр и Евгения вопросительно переглянулись. Но тут же сдержанно зазвучали грузинские гортанные голоса:

Пусть пыль от свинца нам отравит дыханье.

И краска здоровья умчится с ланит…

Здесь выделился исполненный грустной решимости голос Софии:

Пусть жизнь наша будет сплошное страданье

И в юные годы, не вспыхнув, сгорит…

Запели чуть громче. Шлихтеры, не зная слов, уловили несложный мотив и голосом поддержали поющих.

Но пост не покинем пред кассой наборной,

Спокойно в грядущее будем взирать!

Свинцовые буквы рукою проворной В могучее…

Александр неожиданно угадал конец строки и вместе со всеми закончил ее:

…слово мы будем слагать!

И снова минутная тишина, словно продолжение торжественной клятвы, только что выраженной в нехитрых словах песни.

Пока плавиться гарту в котле и сушиться матрицам, Александр и Евгения вышли во двор. В сумерках посмотрели друг на друга с нежностью и грустью: ей, техническому секретарю, предстояло не меньше чем на два дня снова уехать на «Вазу» к Ильичу и в Петербург и печатникам.

— Займись в воскресенье ребятами, — тихо проговорила она.

Из Петербурга, из Департамента полиции пошла ориентировка начальнику Полтавского губернского жандармского управления:

«Из полученных агентурным путем сведений известно, что в гор. Лубнах имеет намерение выставить свою кандидатуру в Государственную думу некий А.Г. Шлихтер, революционный агитатор, говоривший во время октябрьских беспорядков противоправительственные речи в Киевской городской думе…»