— Государь-император хочет, чтобы все поняли одно: никаких перемен не будет! Это его право как самодержца. Но Россия уже готова к конституционному управлению. Плод созрел, и его надо только сорвать! — А когда утихли крики, визг и аплодисменты, объявил: — Банкет окончен!

Зрители начали подниматься со своих мест.

— Товарищи! — неожиданно прозвучал резкий голос Шлихтера. — Банкет окончен, начинается народный митинг. — Все лица повернулись в сторону говорящего. — Мы благодарим организаторов банкета за гостеприимство и яркие речи. Жаль, что дали высказаться не всем гостям. Это недемократично! Настоящая, серьезная борьба со старым режимом ведется не на банкетах, обедах и раутах, а на фабриках и заводах. Только рабочий класс может свергнуть самодержавие, потому что наивно думать, чтобы оно добровольно отдало свою власть представителям народа. И потому, кто всерьез хочет обеспечить стране свободное развитие, должен помочь этой борьбе! — На хорах раздались оглушительные аплодисменты и одобрительные выкрики.

Солнцеликие корифеи либерального движения попытались прервать речь невесть откуда взявшегося оратора. Но он не слышал ничего, кроме распаляющих его одобрений, и не видел ничего, кроме сияющих глаз слушающей его молодежи.

— Положение князя Святополка-Мирского нельзя не назвать щекотливым. Пытаясь отвести от себя карающую десницу, он идет якобы на уступки прессе, демократическому движению. Но это только уловка. Попробуйте наступить ему на любимую мозоль, и он сразу же сбросит маску миротворца и усеет улицы городов трупами!

— Позор! — загрохотала галерка.

— Земля колеблется под его ногами. Почти непрерывные забастовки рабочих во всех концах страны расшатывают трон. И я призываю все прогрессивные силы к участию в движении рабочего класса, единственного класса, который может руководить всенародным движением и обеспечить победу. Класса, без которого никакие разговоры о тех или иных достижениях в борьбе невозможны. Это класс-руководитель, класс-освободитель, класс-гегемон!

Известный профессор свистел, заложив в рот три пальца. Стекла дребезжали от вопля восторга, который вырвался из десятков грудей.

— Шлихтер! Шлихтер! Шлихтер! — скандировали узнавшие его люди райка, хлопая в ладоши.

Никто из большевиков не ожидал, что это короткое выступление даст такой отзвук. Молва разнесла по городу имя смелого оратора. Впоследствии приглашаемые на митинги спрашивали: «А Шлихтер будет?»

Они вышли на освещенный карбидовыми фонарями Крещатик. Александра долго сопровождала толпа рабочих, студентов и просто любопытных. Одни заглядывали ему в глаза, стараясь запомнить, другие ждали от него каких-то откровений, а многие беззастенчиво засыпали оратора вопросами.

Вакар вел под руку Евгению, крепко придерживая, чтобы она не потерялась в этом людском круговороте, и говорил:

— Прекрасно! Это такой удар по либеральному киселю и по меньшевистской размазне!

Владимир Викторович отлично помнил слова Ленина, что «идеалом социал-демократа должен быть не секретарь тред-юниона, а народный трибун, умеющий откликаться на все и всякие проявления произвола и гнета…» Таким и оказался его друг Александр Шлихтер.