— Может, ты королевской крови и тебе не оказали подобающих почестей? — Зияд Сасави смотрел на меня, ухмыляясь. Ростом он был еще ниже Абдель-Азиза, и мне пришлось даже немного опустить голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Вы можете меня убить, но вы не можете ко мне относиться, как к скотине. Дайте мне возможность принять душ, привести себя в порядок и поместите в нормальную комнату. То, что сбежать мне не удастся, я убедилась, обещаю больше не предпринимать никаких попыток, — сказал я твердо, глядя прямо ему в глаза.
Зияд даже немного опешил, потом улыбнулся показав свои маленькие острые зубки.
— Абдель-Азиз не смог выбить из тебя спесь, но со мной ты не будешь так разговаривать. — Он перевел дух и, немного приблизившись, продолжил: — Тебя сейчас отмоют, накормят и приоденут. Вечером приведут в мою спальню, будешь ты жить дальше или умрешь до восхода солнца, зависит от твоих стараний. Молись, чтобы я остался доволен. Ни один человек в этой стране не даст и гроша за твою никчемную жизнь.
С этими словами, заложив руки за спину, он удалился в направлении огромного дома — дворца, видевшегося неподалеку. Охранник тронул мой рукав и повел меня ко дворцу, но другой тропинкой, выложенной декоративным камнем. Девушка-подросток тихо шла за мной, буравя мою спину взглядом. Со стороны это была нелепая процессия: здоровяк, следом за ним девушка в испачканном платье, с оборванным выше колен подолом, с грязными нечёсаными волосами, с разбитой губой и синяком на подбородке.
Во дворец мы зашли с бокового входа, видимо, предназначенного для прислуги. Сам дворец был примерно такой же архитектуры, как и дворец Абдель-Азиза, но размерами значительно больше. Оставив меня с охранником, девушка ушла и вернулась через пять минут с двумя женщинами среднего возраста, которые посмотрели на меня оценивающими взглядами и повели за собой. Миновав длинный коридор, мы спустились вниз по лестнице и попали в самый настоящий хамам, из которого меня выпустили лишь два часа спустя. Вначале я отмокал в огромной ванне, потом, разложив на мраморной столешнице, меня скоблили в четыре руки жесткими мочалками. Помыв под душем, заставляли париться в сауне с сухим паром. Процедура повторилась дважды, пока наконец вся моя кожа не стала розовой от чрезмерного влияния мочалок и температуры. Когда я уже думал, что моим мучениям настал конец, меня вновь разложили на мраморе, и женщины стали исследовать мое тело, бесстыдно и бесцеремонно раздвигая ноги, заглядывая под мышки, изучая каждый сантиметр.
За событиями последних недель, я не особо заботился гигиеной в интимной области, и молодая щетинка привела женщин чуть ли не в негодование. Я стоически вынес все процедуры эпиляции, внимательно вслушиваясь в негромкие переговоры женщин, решивших, что арабский мне недоступен. В основном речь шла обо мне, что так грешно не ухаживать за таким великолепным телом, доставшимся мне от Создателя. Окончив с удалением волос, даже микроскопических, женщины намазали меня маслами, завернули в простыню, спеленав как ребенка, и оставили минут на двадцать. Вернувшись, снова повели в ванну с розовой водой, вымыли, не давая мне возразить и наконец вытерли насухо. Мне дали сменную одежду, шелковое кружевное нижнее белье и повели в комнату, где уже был накрыт небольшой столик. Забыв обо всем, я накинулся на еду — со вчерашнего вечера во рту не было абсолютно ничего. Лишь почувствовав, что мне трудно дышать, я прекратил кушать. Посуду быстро убрали, и одна из женщин обратилась ко мне на плохом английском: