— Я не могу, — сквозь зубы выдохнул охранник, — я дал клятву верности на крови. Мне не было видно его лица, но думаю он даже скривился от своих слов.

— Кровь девушки не так важна, как кровь принца? — Я кольнул его, парень нахмурился. — Ты хороший человек и, когда я предстану перед Господом нашим, я попрошу его простить тебя, как сама прощаю тебя.

Это был сильный удар. Скрежет зубов выдал, что я попал в цель, но к нам подошли двое новых охранников, из охраны Зиада — и разговор прекратился. Бадр зашагал прочь, я видел, как этот человек сутулился, словно раздавленный ношей. Будь у меня больше времени, он бы не устоял, но время копчения неба, отпущенное мне, по всей видимости подходило к концу. Меня грубо ухватили за рукав и поволокли в отдельно стоящее помещение, которое оказалось местной гаупвахтой арабского образца.

Это была комнатка три на три, с деревянным топчаном. В углу стоял кувшин с водой, в другом углу — обычное ведро, для справления нужды. В комнате пахло мочой и удушливым запахом человеческих испражнений.

Открыв дверь, охранник грубо толкнул меня. Не удержавшись на ногах, я упал прямо на бетонный пол, больно стукнувшись подбородком. Омерзительно захохотав, охранники швырнули пачку туалетной бумаги, и дверь захлопнулась, оставляя меня в темноте. Окон не было, в верхнем углу виднелась отдушина размером с сигаретную пачку. Без нее узник задохнулся бы часа через два.

Понемногу глаза адаптировались к темноте. Я дошел до кувшина: вода оказалась теплая, только воняла тухлыми яйцами. Топчан был сколочен из досок, никакого подобия матраса или одеяла нет и в помине. Я забрался на свою импровизированную кровать и беззвучно заплакал: стресс был слишком сильным, чтобы девушка могла его перенести. Несмотря на все попытки оставаться собой, процесс невольного привыкания к роли шел вопреки моим стараниям. Уснул я незаметно: включилась защитная реакция организма.

Тоненький лучик света, проникающий через отдушину, возвещал о наступлении нового дня. Услышав скрежет ключа в замке, я напрягся: неужели так быстро пустят в расход? Дверь открылась, в комнату вошла девочка подросткового возраста с небольшим подносом в руках. Девочка была укутана в черную форму, угадать возраст под таким одеянием было трудно: ей могло быть и пятнадцать и все двадцать.

— Я принесла вам покушать, — девочка огляделась в поисках места, чтобы поставить поднос и не найдя ничего подходящего, водрузила на топчан рядом со мной. Голод меня одолел адский, но есть в этом нужнике было выше моих сил.

— Передай своему козлу господину, что я не буду есть в таких условиях. И еще мне надо принять душ и переодеться.

Девушка дернулась как от удара, услышав мои слова, испуганно озираясь в сторону двери.

— Но я не разговариваю с господином, никогда не разговаривала, — поправилась она.

— Тогда передай мои слова тому, кто с этим мудаком разговаривает.

Слово мудак на арабском я не знала, пришлось вставить из великого и могучего, но общий смысл девушка поняла. Посмотрев на меня жалостливо, иначе на меня невозможно было смотреть, девушка взяла поднос и вышла. Повторно дверь открылась часа через два. На этот раз заглянул охранник и поманил меня рукой к выходу. Выйдя на свет, мне пришлось прищуриться. Заслонив лицо рукой, я сквозь пальцы осмотрелся. Конца двора не было видно.