Макгоуэн медленно поднялся.

– Мне пора. Спасибо вам за гостеприимство, – сказал он Уолшу.

Маргарет он не сказал больше ни слова. И когда он так быстро ушел, она испытала лишь облегчение.

Но если она думала, что ее несчастья закончились с его уходом, то ошибалась.

Примерно через час ее муж, завершив дела, вышел в зал, где Маргарет сидела в одиночестве. Поглощенная мыслями о неприятном разговоре с Макгоуэном, она была только рада отвлечься и повернулась к мужу с улыбкой. Он сел на массивный дубовый стул возле стола. Прежде чем заговорить, Уильям довольно долго молчал, словно собираясь с духом.

– Понимаешь, – наконец начал он, – это очень хорошо, что с Джоан Дойл ничего не случилось той ночью. Я хочу сказать, хорошо для нас, как для семьи.

– Вот как? – У Маргарет слегка перехватило дыхание, когда она услышала такое упоминание о Джоан Дойл из уст мужа. – И почему же?

– Потому что… – Уолш слегка замялся. – Потому что есть кое-что, о чем я тебе никогда не рассказывал.

Вот оно. Маргарет пробрало холодом. Готова ли она это услышать? Ей почти хотелось остановить мужа. Но в горле слишком пересохло.

– И что это? – с трудом выговорила она.

– В прошлом году, в день Тела и Крови Христовых, я занял у нее большую сумму денег.

– В праздник Тела Христова? – Маргарет уставилась на мужа.

– Да. Ты ведь помнишь, – быстро продолжил он, – что жизнь Ричарда в Лондоне дорого нам обходилась. Я очень беспокоился из-за денег. Куда сильнее, чем хотел бы тебе признаться. И наш друг Макгоуэн, как-то раз встретив меня в Дублине и заметив, насколько я мрачен, предположил, что она, возможно, сумеет мне помочь. Тогда я отправился к ней попросить о займе.

– Она сама дает деньги в долг? Без ведома мужа?

– Да. Ты ведь знаешь, наши дублинские женщины куда более свободны, чем даже женщины в Лондоне. Обычно она советуется с олдерменом, но не всегда. И в моем случае, видя мое смущение, она дала мне деньги лично. Конечно, мы составили письменное соглашение по всей форме, но это именно личное соглашение между мной и госпожой Дойл. – Уолш помолчал, потом коротко рассмеялся. – А знаешь, почему она ссудила мне деньги? Она помнила Ричарда. С тех пор как бывала в нашем доме. «Он чудесный мальчик, – сказала она. – Ему необходимо помочь». И дала мне деньги. На очень хороших условиях.

– В день Тела Христова?

– Да, я поехал к ней. Она была одна в доме, не считая какого-то старого слуги. Всех остальных отпустили смотреть представление. И именно тогда она дала мне те деньги.

– А когда ты должен их вернуть?

– Через год. Я думал, что сумею это сделать. Но когда мы потеряли церковную землю… Она дала мне еще три года. Щедрые условия.

– Но нашу землю получил ее муж!

– Знаю. «Ваши потери обернулись к нашей выгоде, – сказала она мне. – После этого я вряд ли смогу отказать вам в продлении срока, ведь так?» – Уолш покачал головой. – Она обошлась с нами – со мной, если хочешь, – с невероятной добротой. А мое преступление, Маргарет, состоит в том, что я из-за стыда скрыл все от тебя. Но если бы ее убили той ночью, заемный документ обязательно нашли бы в ее бумагах, и Дойл мог потребовать деньги. Ох, не знаю… – Он вздохнул. – Ну, в любом случае давно нужно было тебе рассказать… Сможешь ли ты меня простить?