– Все мы что-то знаем! Не мешай!

– Я знаю, например, Матильду и Риель, га-га-га! – Ланфранк уже ненавидел этот голос слева. – Ха-ха, раздевайся, говорят!

– Побойтесь Бога! – пролепетал Ланфранк, уже не надеясь ни на что, даже на Бога!

Человек с любопытными глазами что-то шепнул главарю банды, тот скорчил гримасу, поднял руку:

– Не трогайте его. Отдайте ему все. Кроме коня.

– Но… – любопытноглазый пытался что-то сказать, главарь прервал его.

– Кони нам нужны! – крикнул он, раздался страшный свист, и бандиты, мигом взлетев на лошадей, ускакали: через мгновение даже стука копыт не осталось от них.

Только старая ель устало шевелила кистями крепких рук. Ланфранк собрал в суму разбросанные по траве вещи, тщательно отряхнулся, пошел обратной дорогой из леса. Быстро стемнело. Шел он спешно. Выбрался из леса, остановился в недоумении: к развилке, ему навстречу плелся его конь, очень спокойный.

Ланфранк сел на коня, перекрестился, отправился в сторону замка. Коня он выбирал долго. Именно такого – спокойного, способного мирно плестись по любой дороге, не мешая хозяину размышлять. «Я так и не понял, почему преступников тянет на место преступления?!» – улыбнулся он грустно и въехал в ворота замка. Его там будто бы ждали, встретили очень хорошо. Хозяина, правда, не оказалось, но слуги отнеслись к гостю с подобающим уважением. Накормили, проводили в комнату, где на узкой кровати он и просидел всю ночь.

Утро еще не окончило свои дела, а гость уже ехал на коне по кружной дороге к монастырю Бек, вспоминая странное поведение слуги в замке, владельца которого он знал. Несколько лет подряд его сын посещал училище в Беке, затем уехал в Бретань. Слугу Ланфранк видел несколько раз, но никогда раньше тот не прятал от него своих глаз, будто робкая девица.

Дорога пересекла мелкую речку, Ланфранк вздохнул:

– Он был в лесу. Я не мог ошибиться. Эти зеленые глаза. Такие глаза в наших краях редкость.

Конь остановился посреди реки, фыркнул, напился. Седок тронул повод.

Разбойников в том веке было много, даже слишком много. И об этом говорил Ланфранк кардиналу Гильдебранду в Риме, убеждая его выдать разрешение на брак Вильгельма Нормандского и Матильды Фландрской. Никогда до этого известный учитель из монастыря Бек не занимался вопросами, связанными с политикой. Пока Ланфранку хватало монастыря и учеников. Он много читал, писал богословские труды. Победа над Беренгарием могла бы подхлестнуть его писать книги по разным проблемам христианства, но, не забывая об этой увлекательной работе, он вдруг сделал резкий, удививший даже Херлуина шаг: он сам, без приглашения, явился к Вильгельму, покорил его своим откровением, своей проницательностью. И педагогическая деятельность отошла на второй план. Ланфранк сделал выбор.

И теперь, одержав на новом поприще первую победу, он ехал в Руан. Конь поднялся по склону. Ланфранк окинул взглядом огромное поле – поле Европы. И приосанился, такой худой, тщедушный, вспоминая первую беседу в Риме с Гильдебрандом, которого буквально потрясла логика политического откровения и крепкие, логически строго выдержанные аргументы учителя.