Три года прошло.

Ланфранк стал преподавать. Первые же ученики были восхищены его удивительным педагогическим даром. В Бек потянулись со всей Европы люди. Разные по социальному происхождению и жизненным ориентирам, они в одинаковой степени стремились к знаниям, пытались овладеть аналитической культурой Ланфранка. Удавалось это далеко не всем, но ни один ученик не покинул школу неудовлетворенным.

Монастырь Херлуина стал богатеть. В 1045 году он назначил Ланфранка на должность приора. В школу – современники называли ее «большим и славным училищем словесности» – прибывали (в будущем прославившие себя на разных поприщах) ученики, такие как Александр II, через несколько лет ставший папой Римским, и Ансельм из Аосты – Ансельм Кентерберийский. Окончив курс («либеральный», надо подчеркнуть!), учащиеся не обязаны были оставаться в монастыре Бек, одевать на себя монашескую рясу. Подобное отношение к ученикам могло напугать любого аббата, но Херлуин относился к Ланфранку и к «училищу» с полным доверием.

Самому же учителю претило догматическое изложение того или иного предмета. Ему нужна была мысль – движение мысли по тем или иным аналитическим схемам, которые он выбирал, которые могли удовлетворить его пытливый ум и его тщеславие. Ланфранк не боялся мыслить и учить этому людей. В те годы он являлся, пожалуй, крупнейшим схоластом, тонко чувствующим меру во всем и умеющим где-то мягко, но настойчиво, а где-то жестко, но всегда аргументированно, отстаивать свои позиции. Здесь, в Беке, проявилась еще одна удивительная черта этого человека: способность ладить со всеми, не подчиняясь, а подчиняя своей логике даже знатных людей, даже крупных политиков.

Но зачем Ланфранку, учителю, подчинять, ладить? Разве мало ему было просто учить? Видно – мало. События последующих десятилетий убеждают в том, что Ланфранку слишком мало было просто учительствовать, хотя до 1050 года, когда в Римской церкви разгорелся спор по вопросу о таинстве евхаристии, закончившийся блистательной победой Ланфранка над знаменитым схоластом XI века Беренгарием Турским, мало кто из знавших учителя школы монастыря Бек, рискнул бы говорить о будущем этого человека. До второго евхаристического спора он был известен в Европе прежде всего как крупный ученый. Победа над Беренгарием Турским резко возвысила его в глазах служителей церкви, но даже после этого никто из монархов Европы не обратил на него внимания, не привлек в свой дворец, не попытался использовать его гений, его умение доказывать и опровергать. А зря.

Учителю пришлось самому предлагать свои услуги.

Время требовало действия, стремительности, увлекательных сцен, ярких деталей, интима в конце концов. Любое время требует этого от жизни. Любая эпоха ждет от жизни нечто такого, от чего нервы заходятся в тревожном тремоло, глаза расширяются от удивления, руки трясутся от волнения. Действия давай, действия! – требует плоть людская, но у любого действия есть свой «толкач». Даже не причина, а именно «толкач», который иной раз действует в полном согласии с причинно-следственным вектором жизни, вектором эпохи, но, порою, в силу своей мощи, подправляет направление этого вектора по своему усмотрению, а то и по своей прихоти.