На столе, на котором еще недавно ничего не было, лежала старинная рапира с богато украшенной рукоятью.

– Что-то наш Чичиков неважно выглядит, – заметил Платон Аркадьевич. Он сидел возле стола, на котором Лидия Константиновна резала овощи для окрошки. Взяв листок петрушки, учитель принялся его жевать.

– Перестаньте называть его Чичиковым, – с укором шепнула учительница.

– Ну не Холмсом же его называть, тем более что он сам против, – хмыкнул Киселев, блеснув глазами. – Ночью зачем-то телескоп таскал. Я уж боялся, он его разбил. Посмотрел – вроде не разбил. Странный он все-таки!

– Зачем ему телескоп? – рассеянно спросила Лидия Константиновна.

– Ну, может, чтобы следить, кто подходит к дому. Да! Тут Зайцева приходила, спрашивала, не купим ли мы кроликов.

– Зачем?

– Как зачем? Выращивать их, а потом есть. Мех, опять же, и размножаются быстро. А с крольчатником я вам помогу.

– Я не смогу убивать кроликов, – пробормотала Лидия Константиновна, передернув плечами. – Я… простите, я даже шею курице свернуть не могла, когда есть было совсем нечего. Нет. Хватит с меня того, что я выращиваю в саду…

– Ну я буду их убивать, – предложил Платон Аркадьевич. Собеседница поглядела на него и неожиданно разразилась истерическим смехом.

– Что с вами? – встревожился учитель.

– Ничего. – Она вытерла слезы, выступившие на глазах. – Зайцева предложила кроликов… Зайцева – и кролики… Не понимаете, да? Смешно! Только вы плохо ее знаете, Платон Аркадьевич. Если она продает, значит, кролики либо больные, либо никуда не годятся… О-о!

Она рухнула на стул, таращась на Опалина, который возник в дверях кухни, держа на весу старинную рапиру в ножнах.

– Что это за штука? – спросил гость без всяких околичностей.

Киселев поднялся с места, удивленно покосился на рапиру, взял ее и уверенным движением вытянул клинок из ножен.

– Где ты это нашел? – спросил он с изумлением.

– Я нашел? – раздраженно повторил Опалин. – На столе эта сабля лежала. Напротив портрета.

– Это не сабля, это рапира, – сказал Платон Аркадьевич, повертев клинок в разные стороны, так что Опалин укрепился в мысли, что с учителем, который так хорошо разбирается в оружии, что-то нечисто. – Может, даже итальянская работа… хотя я не знаток, черт меня дери. Лидия Константиновна, с вами все в порядке?

– Я знаю, что это такое, – прошелестела учительница. – Она принадлежала Сергею Ивановичу. Была в коллекции старинного оружия, которую он унаследовал от отца и… и расширял… Я не видела ее много лет. И вы нашли ее на столе? – Она обернулась к Опалину. – Как же она туда попала?

– Я думал, кто-то из вас принес ее, – хмуро бросил Иван.

Он протянул руку за рапирой, и хотя Платону Аркадьевичу явно не хотелось с ней расставаться, он вернул клинок в ножны и с сожалением протянул оружие Опалину.

– Знаешь, Ваня, я тебе честно скажу: если бы у меня была такая вещь, я бы никому ее не отдал. Видел, какой изгиб у гарды, какой до сих пор острый клинок? И ни пятнышка ржавчины, заметь, хотя оружие давно не чистили.

– Это была шпага Цезаря Борджиа, – сказала Лидия Константиновна больным голосом.