— Стрельцовы от нас через три дома жили, — сказала она, опустив руки на прилавок и побарабанив по нему пальцами. — Наташа с моей дочерью в банке в Зеленодольске работала. Как замуж за Мишу вышла, сюда переехала, так и устроилась. Сколько уж прошло? Лет пятнадцать точно. И самого Михаила я всю жизнь знаю, и родителей его, и Машу, сестру. Он хороший мужик, добрый. В энергетической компании работал, инженером. Мог выпить, как все — кто не пьет-то? Но никаких запоев или чтобы работу бросить… Этого не было. — Она снова замолчала, но теперь Полина ни за что не позволила бы ей закончить разговор, ничего не объяснив. — Я уж не знаю, как так вышло, но только они нормальные люди, порядочные. Чтобы ребенка хоть пальцем тронуть… — Женщина покачала головой. — Детей у них не было, но Наташа с моей Лидой дружила, всегда вместе: и на работе, и дома. А у нас двое… у Лиды-то. Наташа и Миша с ними, как с родными! А потом взяли того мальчика. Мишка поехал за ним черт-те куда. Им некоторые говорили — пораскиньте умом! Обуза ведь это! Но они и думать не могли, чтобы не взять. Родная кровь! Племянник, Марии-покойницы сын. Вот и пошло вкривь и вкось.
— Как это? — быстро спросила Полина. — Что случилось?
— Точно не скажу. Но как-то они… изменились оба. Наташа к нам ходить перестала. Лида говорила, на работе у нее наперекосяк пошло. В общем, написала заявление по собственному желанию. А мальчика они в школу устроили — мы в райцентр возим, тут-то школы нет. Только он не пришелся там.
— Что значит «не пришелся»?
— То и значит. Учился хорошо, лучше всех, Наталья говорила… вот как вы. А чтобы подружиться с кем — ни-ни. Все один, как сыч. Наташа сказала как-то, что никто с ним даже за партой сидеть не хотел. Почему — не знаю. Наташа с Михаилом притихли, что ли, не знаю, как сказать. Но как человек ни меняйся, неужели стал бы ребенка избивать? Тут после того, как он Наташеньку… — Она замялась и быстро перекрестилась. — Из полиции ходили, расспрашивали. Мы все в шоке были. Никто не слышал, чтобы Стрельцовы скандалили! Такое разве скроешь? У Гороховых вон отец, как напьется, лупит и жену, и дочку, так дым коромыслом! Они на улицу бегут и к соседям… А у этих всегда тихо. Миша вообще спокойный был! Да и…
Дверь открылась, и в магазин вошли две женщины. Поздоровавшись, они с любопытством оглядели Полину и встали возле соседнего прилавка.
Полина, может, и подождала бы, когда они уйдут, чтобы продолжить разговор, но ее собеседница, судя по всему, этого не желала.
— Вы меня извините, мне работать надо, — быстро сказала она. — Я и так уж лишнего наговорила.
Полина скомканно попрощалась и вышла на улицу. Все три женщины глядели ей вслед, и Полина не сомневалась, что, как только дверь закроется, они примутся обсуждать ее.
Едва отъехав от Старых Дубков, Полина позвонила мужу.
— Как собрание? — поинтересовался он.
— Все нормально. Мусор пока вывозить не будут, охрану нанимать тоже. Только когда большинство домов заселятся, — скороговоркой проговорила она.
Полина уже и забыла про собрание, ошарашенная потоком сведений, который вылила на нее продавщица сельмага. Пересказала все Жене, ожидая, что он тоже будет взволнован и озадачен, но голос мужа звучал холодно. Она не помнила, чтобы Женя когда-нибудь говорил с ней в таком тоне — отрывисто, можно сказать, неприязненно.