– Воды, – сказала Настя, которая и дома ходила в носках и теплой кофте. Даже летом мерзла. Бывший муж связывал ее мерзлявость с какой-то особой энергией, которая не позволяла телу нагреться. И для этого Настя должна была заниматься йогой и медитировать. Но сидеть в позе лотоса – это не погружаться в ледяную прорубь.

– Да, морж из тебя не выйдет. А представь, что такое каждый год придется делать… Господи, ну зачем тебе все это? – недоумевала Людмила Никандровна.

– Коля говорит, что надо с молитвой… – промямлила Настя.

– Да ты хоть подготовься к встрече с будущими родственниками. Историю религий изучи. Имена святых. Кто за что отвечает. Ну так же нельзя, в самом деле. У тебя жизнь, можно сказать, решается, а ты только о ночнушке с кружевами и печешься. Кстати, я видела фотографии – в купальнике тоже можно. Даже в раздельном.

– Мам, перестань, пожалуйста. – Настя сграбастала в кучу гору купальников, ночнушек, комбинаций, совершенно неприличных, но очень эффектных, над которыми стояла уже битый час. Примеряла, в каком не стыдно окунуться в прорубь, чтобы произвести впечатление на родителей избранника. – Что мне делать-то? Лучше посоветуй!

– Я считаю, что до Крещения нужно признаться твоему Коле, что у тебя есть дочь и был муж. А то еще получится, что ты зря страдала. – Людмила Никандровна едва сдерживалась, чтобы не наговорить лишнего.

– Мама уезжает? – В комнату вошла Марьяша и увидела гору купальников. – На море? Я тоже хочу.

– Нет, мама не уезжает, она идет плавать на нашу грязную речку, в которой столько бактерий, что там даже рыбы не водятся. Но сейчас зима, мороз, так что все бактерии заморозились. И в речке прорубили дырку, чтобы люди могли окунуться.

– С головой, что ли? – Марьяша выпучила от ужаса глаза.

– Именно что с головой. Причем три раза, не меньше, – ответила Людмила Никандровна.

– А зачем? – Марьяша продолжала таращиться на мать, которая крутилась перед зеркалом, примеряя очередной неприличный купальник.

– Считается, что тогда у тех, кто окунется, не будет грехов. Никаких. И можно снова грешить, как с чистого листа. – Людмила Никандровна не скрывала сарказма.

– А что такое грехи? – спросила Марьяша.

– Плохие поступки. Вот человек сделал много плохого, а потом нырнул в прорубь, и вроде как ему все простили. И он теперь хороший.

– Надо просто извиниться, – строго проговорила Марьяша. – И вести себя хорошо.

– Тоже верно, – рассмеялась Людмила Никандровна.

– Мам, я на тебя не сержусь. Ты хорошая, – сказала Марьяша. – Не надо тебе в прорубь. Ты же не щука. В сказках только щуки из проруби выглядывают. А люди на теплой печи лежат.

Настя, едва успокоившись, опять заплакала. Людмила Никандровна пошла на кухню за успокоительным.

– Не буду, – отрезала Настя.

– Это просто пустырник. Вряд ли религия выступает против пустырника.

– Мама, хватит! – Настя начала кричать. – Ты всегда такая! Ты можешь быть нормальной?

Настя бросила в сумку первый попавшийся под руку купальник, нацепила длинную юбку и ушла.

– Бабушка, а в ледяной воде можно замерзнуть? – спросила Марьяша, глядя на дверь, которой, уходя, громко хлопнула ее мать. Настя всегда любила подобные театральные жесты.