– Почему ты мне никогда не рассказывала? – спросила Людмила Никандровна, не зная, как реагировать на неожиданно полученный семейный анамнез. Иногда и вправду лучше не знать.
– А зачем рассказывать-то? – удивилась мать. – Ты нормальная, Витек тоже. Настя трехнутая, но это ты ее распустила. Еще и наркоманит как пить дать.
Людмила Никандровна даже не нашлась, что ответить.
– Я больше не могу, – сказала мать. – Ты хочешь отправить меня в больницу, но это не поможет. Отправь меня домой, к Вите. Сердце за него болит. Может, я там не такая сумасшедшая буду. Дом ведь. Да и Лариска с Катькой за мной присмотрят. Они шалавы, конечно, но добрые. Витьку любят. Разреши мне уехать. Я хочу успеть со всеми внуками побыть, хотя бы недолго. Марьяша меня боится. Не меня, а за меня. Она не знает, чего ждать. Да и не могу я с Марьяшей, не понимаю ее. Другая она совсем. Будто не дите вовсе. Она меня не любит, я же вижу. А за что меня любить? Кому нужна сумасшедшая прабабушка? Отправь меня к Вите, ради себя, ради Марьяши. Не хочу, чтобы она видела, как я схожу с ума. Отправь, пока не поздно. Я скоро умру, так пусть Витя всем займется. Не ты.
– Мамочка, – Людмила Никандровна расплакалась и обняла мать. Это был последний их нормальный разговор. Именно его потом всегда вспоминала Людмила Никандровна, – я тебя отправлю, обещаю. Только сначала ты полежишь в больнице, мы сделаем все анализы. Я куплю лекарства и дам Вите инструкции, что сделать, чтобы тебе стало полегче. Хорошо? И сразу после обследования я тебя отвезу к Вите. Лично отвезу. Договорились?
– Хорошо, – согласилась мать, и Людмиле Никандровне оставалось только надеяться, что она не забудет этот разговор к утру следующего дня.
Наверное, впервые за долгое время Людмила Никандровна спала спокойно. Даже не помнила, как уснула. Но утро принесло новые проблемы. Настя объявила, что вечером уйдет, потому что праздник. Крещение. И она собирается окунуться в прорубь.
– И что ты от меня хочешь? Родительского благословения? – съязвила, не удержавшись, Людмила Никандровна.
– Дай мне свою ночную рубашку. Или бабушкину, ту, с кружевом, – вдруг совершенно по-детски попросила Настя.
– Дочь, умоляю тебя, – Людмила Никандровна вылила кофе мимо чашки, – ну где ты и где прорубь? И какая разница, в чем задницу морозить? В кружевах или без?
Настя вдруг расплакалась, обвинила мать в том, что та ее не крестила в детстве, как всех нормальных детей, и прокричала в начинающейся истерике про косность и узость мышления.
– Ладно, ныряй, куда угодно, раз ты считаешь, что в этом твое счастье. У меня только один вопрос: твой семинарист таких же широких взглядов, как и ты? Кстати, кто его родители?
– Отец Коли священник. Очень уважаемый, кстати. К нему в храм знаменитости приходят.
– Я очень рада, что твой Коля не будет пробивать себе восхождение по карьерной лестнице, а воспользуется отцовскими связями, но ты ведь с его родителями не знакома еще?
– Сегодня должны познакомиться, – призналась Настя и снова расплакалась.
– А ты чего боишься – знакомства или процесса окунания в ледяную воду? Или ты из-за наряда для крещения страдаешь? – хмыкнула Людмила Никандровна.