– Я даже не знала, что она все-таки сделала татуировку. Ну пусть сводит.

– Ты хоть знаешь, сколько это стоит?

– Ну отговори ее.

– Ха, отговоришь твою засранку, как же. Я чего, собственно, сказать хотела. Я с головы начала, до глаза дошла. Рубец точно останется. Не моя вина. Я ее обезболила, конечно, но она все равно вопила как резаная. В общем, пока договорились, что она будет с ящером ходить. Но ящер из-за рубца вроде как подмигивает. – Нина хохотала так, что Людмила Никандровна чуть не оглохла.

– И чего ты ржешь?

– А ты посмотри на жопу своей дочуры, и тоже ржать начнешь. Ну прости. Что у нее в башке-то творится?

– Не знаю. В башке хрен знает что, еще и на заднице одноглазый ящер. Нормально. Как раз в ее стиле, – тоже рассмеялась, не сдержавшись, Людмила Никандровна.

– Ты это, мать, поговори с ней. По мне, лучше так пусть ходит. Всего ящера сводить – геморрой надолго. На спине спать не сможет, только на животе. Болеть точно будет. Еще подсядет на анальгетики. Или рубец на все мягкое место останется.

– Не буду я с ней разговаривать. Пусть делает, что хочет. Ничему жизнь не учит. Помнишь, как она пупок себе проколола в какой-то частой лавочке? Потом гной вымывали. Я думала, она успокоится. Так нет же. Ну почему мы с тобой такими не были?

– Ты представляешь, если бы Димдимыч увидел ящера на твоей или моей жопе? Мы бы с тобой не только марафоны бегали. Он прибил бы сразу, чтобы не мучились. Помнишь, как я с накрашенными ресницами на игру вышла? Еще месяц после этого одни яблоки вместо ужина жрала. Вы по залу расслабленно бегаете, а я отжимаюсь и пресс качаю. А Димдимыч стоит надо мной и считает.

– Ты тогда в прекрасной форме была.

– Ага, чуть не сдохла.

– Слушай, а Анна к тебе не приходила?

– Какая Анна?

– Ну женщина, которую ты ко мне отправила.

– Приходила. Лоб подколола. А что?

– Она нормальная была?

– По сравнению с твоей Настей – нормальнее не бывает. Что-то случилось?

– Давно. С самого начала. Я, можно сказать, расписалась в собственном непрофессионализме. Понимаешь, что-то на меня нашло, и вроде как я у нее на приеме оказалась, а не она. Я ей к Мишке советовала обратиться, но она все равно приходила. А потом мне ее стало не хватать. Просто зависимость какая-то. Да я ей такое рассказала, чего ты не знаешь. В общем, я переживаю. Просто подумала, что у тебя ведь чутье, а я не разобралась, что к чему. Зато она со мной разобралась – я и таблетки теперь пью, и бегать начала по утрам. И с Настей, знаешь, мне вдруг стало спокойно. Она названивала тут, а я трубку не взяла. Правда, потом у меня чуть сердце из-за Марьяши не остановилось, когда я в собственную квартиру не могла попасть. Но это как раз нормально.

– Мать, значит, все правильно мы с Мишкой просчитали! – расхохоталась Нинка.

– Что вы просчитали? – не поняла Людмила Никандровна.

– Только не ори сразу, ладно? Это была моя идея, если честно. Ты мне совсем перестала нравиться. На тебя смотреть стало страшно. Да еще тремор.

– Ты видела?

– Конечно! Сложно не заметить. Как сейчас, кстати?

– Прошло. И экземы нет.

– Вот. Этого я и добивалась. Ну ты бы меня не послушала, Мишку тоже. Нам нужен был незнакомый тебе человек. Вот Мишка и нашел Анну. Она врач, мы еще переживали, что ты догадаешься.