– Что-то я не видела, чтоб умным людям деньги вредили. Конечно, дай пьянчуге хоть тысячу, он и ее просадит.
– Да, да, – поддакивала Дуся. – А официанты?
– О! Это безработь, я их так называю, – сказала невестка. – А перед ними все добрыми хотят показаться. Доброта под градусом. Да если даже они чаевых брать не будут, а по копейке всего с человека, да у них их сто в день – сто копеек. Кто нам дает по рублю просто так? Кто? – Невестка разошлась. – Люди рвут и мечут. Умеют жить. Да даже в театре. У нас у одной сестра в театральной кассе, так там так: наденешь свой перстень, тебе платят, вот играйте вы в этой телогрейке комсомолку тридцатых годов, вам за нее заплатят.
Дуся недоверчиво засмеялась, но и сама вставила пример:
– А могилу копать, так слупят.
– Да! На смерти наживаются. А мясники! Сплошная пересортица, как там угадать, до какого ребра какой сорт? Где зарез, где рулька? – Невестка говорила отработанно. – А в Кисловодске я была по путевке, да поди еще достань эту путевочку, так там нарзанные ванны по четыре-пять рублей. Это уж дальше ехать некуда. Везде, везде так! – заключила она. – А вы говорите.
Получалось, что и Николай думал так же, как и жена, он сидел молча.
– Эти и подобные люди, – терпеливо сказал Кирпиков, – заметь на полях, последними войдут в коммунизм.
– А они уже вошли: живут по потребности.
– Вы тут спорьте, – встал Николай, – а я пойду сюрприз приготовлю.
– Хватит уж, – сказала Варвара, неизвестно что имея в виду: то ли хватит спорить, то ли хватит сюрпризов.
Дусе хотелось побольше услышать новостей, и она напомнила:
– Да неужели выкупаться пять рублей?
– Это значит, – сказал Кирпиков, – жизнь такая хорошая, что ничего не жалко, чтоб ее растянуть.
– Живут – будьте уверены, – продолжала невестка. – Меня на курорте один мужчина с Кавказа несколько раз на „Волге“ подвозил… Коля, я тебе рассказывала, – повысила она голос, – так вот он говорил, что пока у него был „Запорожец“, с ним соседи не здоровались. Так что, папаша, умеют жить, умеют. И без образования. Это не мы. Мы с Колей, если б не собрали на кооператив, так бы и жили в конуре.
– Четыре метра на человека – это еще не конура, – сказал из комнаты Николай.
– Ну и оставался бы, – отрезала невестка. – Кто как воспитан.
Дуся засобиралась, обещая на завтра помощь, отработку за сегодняшнее, и ушла, вздыхая, как тяжело жить. И Николай сразу же крикнул:
– Попрошу в кино!
– Ой, и точно! – вскочила невестка. – Ведь Коля проектор привез. Вы разве не помните, он снимал в прошлом году.
Пошли в комнату.
Николай направил луч на русскую беленую печь, получился хороший экран. Вначале пошли незнакомые места. Невестка стала объяснять:
– Это мы в Ялте. Пристань, это „Шота Руставели“, делает круизы, плавает.
– Ходит! – поправил Николай.
– Ладно, моряк. А это подвесная дорога. Коля едет в следующей корзине. Это шашлычная, называется „Грот“. Ты засветил? А, нет, там темно. Это еще одна пара, мы вместе отпуск гуляли. Море, ну это не видно, я… памятник в виде кольца погибшим, опять подвесная, вниз…
– Я тут прогоню, – сказал Николай.