Фридман позвонил, но тут же прервалось – помехи, что ли. Покровский ждал повторного звонка, нервничал. Стол Кравцова напротив завален не пойми чем, стакан из столовой, смятая сигаретная пачка, бумажка от беляша, половина рассыпавшегося УПК, баранка ручного эспандера, гора бумаг – надо надеяться, что нет среди них ничего такого, чему надлежит почивать в сейфе. Миниатюрный кипятильник для стакана, нарушающий правила пожарной безопасности. Покровский даже подошел к столу Кравцова, взял кипятильник, спрятал в шкаф.
У самого Покровского царил, так сказать, полупорядок, несколько (почти) ровных пачек с бумагами, между пачками (примерно) равное расстояние (хотя бы десять минут после того, как выровняешь), стакан для ручек и карандашей. Кроме того, Покровский использовал для своих документов, когда их надо было убрать в папки, не те шершавые, цвета мышиного помета, отвратные и взгляду, и ощупи, что можно было взять у Лены Гвоздилиной, а выпрошенные у Ивана Сергеевича глянцевитые, красные, куда более приятные во всех отношениях.
Звонок наконец! Настя Кох на проводе – по очереди с Мишей, видимо, дозванивались.
Фридман и Настя Кох обработали с утра вдвоем четыре отделения связи, ближайших к Храму Живоначальной Троицы.
Церквей, конечно, в Москве немного, штук что-то около сорока на ходу, а при царях было восемьсот. Потому в Живоначальную, как и в остальные церкви, ходят с большой территории. Но надо двигаться последовательно. Четыре отделения – уже материал.
На четыре отделения пять пятьдесят пятых квартир выписывали в 1972 году «Новый мир», больше одной квартиры на отделение, вдвое выше, чем в среднем по Москве – район интеллигентный.
Итак, фамилии обитателей обновомиренных пятьдесят пятых. На квитанциях, пояснила Настя Кох, иногда только фамилия, иногда с инициалами.
Двое на Х: Харитонов и Хмарова.
Пушков А. С. Очень может быть, что Александр Сергеевич, Пушков-то.
Котов Р. Р. А этот тогда Родион Романович.
Сверкау У. Ю. Тут простор для фантазий.
Покровский велел Насте Кох и Фридману идти по паспортным столам, смотреть прописки по всем адресам.
– Ищем пожилую женщину, которая полтора-два года назад навсегда рассталась со своей тенью.
– Это умерла то есть? – догадалась Настя Кох.
– Да. Хотя она могла и не умереть, а просто перестать общаться с Кроевской, – сказал Покровский.
– Поссорились?
– Мало ли. Заболела. Или уехала в другой город, таких тоже смотрите.
– Мы живых старушек тоже зафиксируем, – сказала Настя Кох.
– Да!
– Хорошо. Вот Миша спрашивает, не надо ли идти в квартиры.
– В паспортные столы идите! И ждите меня через два часа у метро, где круглый выход.
Дверь распахнулась, появился Кравцов.
– Ну? – нетерпеливо спросил Покровский.
Кравцов должен был в Музее древнерусского искусства встретить тепленькую, в том смысле, что только с поезда, сотрудницу Ларису Горшкову, которая разговаривала со Варварой Сергеевной Кроевской по телефону о ее иконе. Но не села Лариса в ночной поезд. В Воронежской области размыло дороги, Лариса не смогла выехать из Дивногорья.
– Как бы Рига не повторилась, типун мне на язык, – сказал Покровский. – Одного свидетеля уже потеряли.