– Он снова кричит и матами ругается?! – я большими глазами указала на дверь директора.

– Не совсем, – все-таки ответила она после долгой паузы. – Но я вообще не могу понять, чего он хочет.

– В смысле? – не поняла я. – Может, чтобы вы просто работали?

– Сомневаюсь! – она, похоже, была уверена в каких-то своих предположениях. – Смотрит так постоянно пристально и с каким-то ожиданием. Каждое утро подходит и смотрит! Как будто ждет, когда я в кого-нибудь другого трансформируюсь.

– В меня, наверное, – удачно пошутила я. – Да не переживайте, Татьяна! Просто выполняйте свои задачи. Знали бы вы, что тут раньше творилось, сейчас бы только радовались. Не ругается – и отлично. А рецепт кофе все-таки запишите. К вашим умениям будет просто плюсиком.

– К умениям… – она будто забыла про меня и уставилась на стопку папок. – У меня такое ощущение, что я все упускаю из виду… У меня же безупречный английский, а я сижу с переводом документа… со вчерашнего дня… Кстати, я домой уходила? Не могу припомнить…

– Ну, об этом можно у охраны поинтересоваться. Татьяна, так он взваливает на вас слишком много? Тогда дам совет – просто говорите о том, что не успеваете! Вы не поверите, как никто не верит, но Григорий Алексеевич очень уважает в людях прямолинейность! Это единственное качество, которым его можно пробрать.

Девушка вдруг проснулась, собралась и уставилась на меня совершенно осмысленным взглядом без единого признака усталости. Скривилась, а в голосе появилась энергия:

– Вы меня извините, уважаемая, но я и без ваших советов проживу. Не сочтите за грубость, – она прижала к груди ладонь, подчеркивая тем, что собирается вещать грубость от всей души: – Нет, вы действительно считаете, что уборщица может меня чему-то приличному научить? Может, сначала продемонстрируете свои дипломы – ну хотя бы справку об окончании курсов баристы?

Понятно с ней все. Я отмахнулась, не сумев сдержать назревший вывод:

– Да сдалось мне вас чему-то учить, ей-богу. Видимо, всякие Гарварды совсем разум пошатнули. Английский важнее доброжелательности, кто б спорил. Зато вы теперь очень хорошо вписываетесь в это место – как будто эволюционируете за шефом, но в скорости эволюции отстаете.

Она обиделась и уставилась в бумажку с английский текстом, сделала вид, что меня здесь нет. Тем легче. Я подошла к директорской двери и громко прокричала:

– Григорий Алексеевич, я сделала все возможное, но безрезультатно. Похоже, у нас тут такое образование, что объема жесткого диска для кофе не осталось!

– Я понял, уборщица, – ответил он тоже громко. – Спасибо за попытку. Если подождешь пару часов, пока дела раскидаю, то могу отвезти домой.

Я вся сжалась и на секретаршу уставилась. Но ту так задело мое высказывание, что она даже на двусмысленность внимания не обратила, продолжала сидеть и делать вид, что выписывает на чистый листок некоторые слова. И после этого я ответила боссу уже спокойнее:

– Не нужно, благодарю.

И царственно покинула приемную. Пусть завидует, красавица избалованная, пусть потом мучается, что шеф для какой-то там уборщицы готов таксистом работать! Не знаю уж, завидовала она или нет, а мне на самом деле не было смысла сначала ждать два часа, а потом ехать домой. Потому что моя смена через четыре часа начинается. Самое время занять подсобку и приготовиться к завтрашним занятиям. Я в офисе почти прописалась – хорошая знакомая каждому и всегда при делах, никому и в голову не придет меня из подсобки выгонять. А может, верно босс в шутку заметил – я устроила тайный переворот? Он все еще начальник, но каким-то невероятным образом и сам он, и все, кроме Татьяны, возлагают на меня надежды по разрешению мелких вопросов. Ой, что это со мной? Как будто тщеславие от кого-то подхватила. Нет, я же Любка Краснова, никогда не смотревшая на людей свысока, ко мне такая зараза не липнет!