— Следовало к себе везти, в мастерскую, а не мою квартиру портить! Безобразие!

— Тише, тише, хозяйка, не шуми, — вмешался другой мужик, — мы у тетки спросили, которая нас впустила, как лучше поступить, увезть или тута, и она велела здеся резать и бумажку подписала, гляди.

Он сунул мне под нос квитанцию. Так… «предупреждена о возможном ущербе». Под фразой стояло несколько слов, накорябанных почерком человека, редко берущего в руку пишущий предмет: «Без притензий. Раманова».

— И где она, эта Раманова, сейчас? — гневно спросила я.

Мужики переглянулись. Первый почесал в затылке и сообщил:

— Отдохнуть пошла.

— Куда?

— В спальню небось, — пояснил второй мастер. — Она нас увидала, квитанцию подписала и легла. Видать, устала сильно!

Первый юноша хихикнул, другой сердито глянул на него и продолжил:

— Мы тут без нее работали. Между прочим, предупреждать надо, что в доме собаки! С трудом их в кухню запихали! Маленькая такая, бойкая, все лаяла и лаяла, прямо голова заболела!

— Чистый дурдом, — влез другой мастер, — собаки орут, попугай матерится, где он у вас таких слов набрался? Я и половины сам не знал, баба храпит, прямо стены дрожат, да еще дверь ширше, чем надо, ну, денек!

— Долго вам еще возиться?

— С час.

— Давайте шевелитесь, — велела я и понеслась посмотреть на собак.

При беглом взгляде на разгром, творившийся на кухне, стало понятно, что наша стая отлично провела время в заточении. На столе блестели пустые вазочки из-под конфет, печенья и вылизанная дочиста баночка, которая еще утром полнилась клубничным джемом. Я наклонилась и обозрела морду Мули, собачка даже не пошевелилась, унюхав любимую хозяйку. Так и есть! В складках мопсиной морды виднелись крошки от курабье, а усы были липкими. Сожрав почти триста граммов конфитюра «Швартау», Мулечка не нашла в себе сил, чтобы умыться как следует.

— Первый раз встречаю такую наглую воровку, — пробормотала я и спихнула мопсиху со стула на пол.

Но Муля, не выказав никаких эмоций, растянулась на линолеуме и продолжала мирно сопеть. В ее животе переваривались вкусности, и сон был так же сладок, как и сожранный конфитюр.

Ада, услыхав гневный тон, мигом шмыгнула под буфет.

— А ты чего прячешься? — удивилась я и тут же увидела ободранные у двери обои.

Очевидно, Адюся, желая выйти наружу, безостановочно скребла лапами по стене. Адка терпеть не может замкнутых пространств, я бы даже сказала, что у нее клаустрофобия, если, конечно, у собак бывает подобная болезнь.

Рейчел и Рамик усиленно махали хвостами, всем своим видом говоря: «Мы большие, умные, хорошие собаки, это мелкие мопсы натворили. Мы ни при чем, мы отлично себя вели!»

Едва сдерживая гнев, я отправилась искать Люську. Соседка нашлась в комнате у Лизаветы. Лежала на кровати прямо в туфлях, а на полу валялась полупустая бутылка отличного французского коньяка.

Больные, выписываясь, частенько дарят Катюше «сувенирчики». Как правило, это коробки шоколадных конфет, иногда штофы с качественной выпивкой. Дома у нас конфеты съедаются мигом, а бутыли оседают в баре. Охотников до спиртного в семье нет. Сережка постоянно за рулем, максимум, что он себе позволяет: пятьдесят граммов виски на ночь, да и то раз в месяц. Оставив дома Люську, я не заперла шкафы, мне это просто не пришло в голову… Мы вообще никогда ничего не прячем. В буфете стоит выпивка и лежат сигареты, в ванной на полочке выстроилась косметика и духи, а деньги лежат в коробочке, которую Катя не мудрствуя лукаво держит в шкафу между простынями и пододеяльниками…