Бывшая супруга переколотила все, что билось, и твердо решила не давать развода. Но Сергей и не просил его. Спустя два года мать Эдика вновь засобиралась замуж и сама потребовала свободу.
Когда Эдик поступил в консерваторию, он на следующий день явился в гости к отцу и узнал, что у него есть сестра, Ольга, забавная девчушка… Сергей, Елена и Олечка жили в крохотной двухкомнатной квартирке со смежными комнатушками. Елена, правда, только увидав Эдика, сразу радушно сказала:
— Никакого общежития, поселишься у нас.
Малевич оглядел двадцатипятиметровые хоромы и отказался. Его не пугал тот факт, что раскладушку пришлось бы ставить на кухне. Но парню требовалось место для штудирования бесконечных скрипичных упражнений. Стены в хрущобе были, казалось, из бумаги, слышимость великолепная. Предвидя реакцию соседей, людей простых, не имеющих никакого отношения к музыке и к искусству вообще, Эдик отказался. Да и, честно говоря, жизнь в студенческом общежитии, пусть и не слишком сытая, зато вольготная, привлекала его больше, чем обитание в семейном доме, куда не позвать просто так друзей, ни тем более девушку.
Не захотев поселиться у отца, Эдик стал часто захаживать в гости, полюбил сестру и мачеху. Потом их жизнь разошлась. Эдик женился на Ниночке, а старшие Малевичи неожиданно подались в Израиль, прихватив с собой Ольгу. В Иерусалиме девочка закончила школу и театральное училище, но потом родители внезапно умерли, и она вернулась в Москву. Жить на исторической родине Оле не хотелось, подруг у нее там не было, наоборот, все друзья остались в России, девушка поколебалась несколько месяцев и приехала назад.
Естественно, первый звонок был Эдику. Сестра знала о переменах, происшедших в жизни брата, о смерти Ниночки, женитьбе на Геме и переломе руки. Поразило ее только известие о работе Эдички на кладбище и еще то, что Гема никак не хотела встречаться с обретенной родственницей.
— Мы все договаривались и договаривались о свидании, — грустно вздыхала Оля, — только у нее были то командировки по стране, то выступления в Москве, то частная практика, так и не выбрала минутку. Мне кажется, не хотелось ей никаких семейных посиделок и разговоров у камелька…
У Оли жизнь складывалась не слишком удачно. Устроиться на работу в театр, имея в кармане диплом об окончании училища в Израиле, было практически невозможно. Работодатели кривили лица, увидав бумажку. Оленька устала объяснять, что курс актерского мастерства вели у них специалисты из России, эмигранты, преподававшие в Щуке и Школе-студии МХАТа… Так что ее смело можно было считать выпускницей столичного вуза. Но режиссеры только фыркали. И зачем им девчонка с непонятным образованием, когда на актерской бирже полно ребят со «своими» дипломами.
Кое-как, нажав на все педали и кнопки, Эдик пристроил любимую сестричку в крохотный коллектив, ютившийся в подвальчике на северо-западе столицы. Зарплата тут была мизерной, зрителей зазывали, расхаживая у метро в «сандвичах»… Одним словом, ни на МХАТ, ни на Вахтанговский театр, ни на «Табакерку» это место не походило. Радовало только выданное удостоверение, где синим по белому стояло: «Малевич Ольга Сергеевна, драматическая актриса». А еще имелась возможность выходить на сцену, но главных ролей ей не давали, доставались по большей части эпизоды, так называемый «второй план».