Поэтому квартиру свою она сдала и переехала в специнтернат для инвалидов. На оплату комнаты уходили все деньги, полученные от жильцов, но Аня отдавала рубли с радостью, в интернате имелась охрана. Первый год Аня почти не спала от ужаса, вздрагивая от каждого шороха, но потом поняла, что никто не собирается приезжать и добивать ее. Впрочем, в институте, очевидно, девушку по-прежнему не любили, потому что никто из бывших коллег ни разу не пришел ни в больницу, ни в клинику. За своей трудовой книжкой Яхнина попросила съездить одну из медсестер, а той просто, без всяких вопросов и сочувственных вздохов, отдали пакет с документами и выходное пособие.

— Почему вы решили, что за рулем машины сидела Гема? — осторожно спросила я. — Может, пьяный или наркоман…

Аня помотала головой:

— Нет, меня сбрасывали нарочно…

— Номер автомобиля не помните?

Яхнина усмехнулась:

— Я его не видела, милиция тоже все интересовалась… Вот цвет могу припомнить, светлый, совершенно точно, то ли серый, то ли голубой…

— Но ведь стояла ночь!

— Эстакада великолепно освещается, — дернула плечом Аня, — я говорила следователю, но он только головой кивал, а потом дело и вовсе закрыли, да еще как нагло. Сказали, будто я сама не справилась с управлением.

— Что же вы не рассказали про Гему и дельфуса?

Аня молчала пару минут, затем горько ответила:

— Ну и зачем? Никаких доказательств у меня нет, только догадки и предположения, замок на песке. Ну отдала я пробирку Геме, а та скажет, что уничтожила дельфуса. А с машиной совсем глухо, мало ли кто и о чем подозревает! Даутова запросто сумеет меня за клевету привлечь, да и страшно! Жить хочется даже в таком состоянии, хотя вам в это трудно поверить, но жить хочется даже в инвалидном кресле…

— Неужели вы никому об этом не рассказывали?

Аня покачала головой:

— Только одному-единственному человеку, кроме вас, но он… считайте, что его нет…

— Как это?

Анечка вытащила сигареты, закурила, аккуратно выпустила дым и пояснила:

— Некоторое время тому назад мне стало совсем плохо, случился приступ. У меня после операции развилась астма… Сначала припадки были небольшими, кратковременными, потом стали длительными, изматывающими, отнимающими все мои силы. Однажды доктор тяжело произнес:

«Анечка, вам следует беречься, любое обострение болезни может стать последним».

Поэтому, когда примерно месяц тому назад я почувствовала приближение очередного приступа, жутко перепугалась и… вызвала священника. Только ему, отцу Иоанну, и рассказала я все, исповедалась перед предполагаемой кончиной.

— Как вы с ним познакомились?

Аня пожала плечами:

— Да никак, он живет всю жизнь в соседней со мной квартире на Цветном бульваре, отец Иоанн, в миру Михаил Евгеньевич Квашнин, служит в одной московской церкви.

— Скажите, а не приезжал ли к вам некий Алик Радзинский?

Яхнина презрительно поджала губы:

— Сумасшедший тип! Как же, явился, ворвался с воплем в комнату, ногами топал, орал.

— Что хотел?

Аня отвернулась к окну.

— Требовал, чтобы я написала все о происшествии с дельфусом, прямо заходился, вопил: я знаю все, знаю!!! Идиот, откуда только взялся на мою голову!