— Алика! — строго прикрикнула бабушка, однако внучка не так робела перед ней, как дочь.

— А что «Алика»? — грубовато отвечала та. — Я уже девятнадцать лет как Алика. Я к вам сюда не нанималась ни в посудомойки, ни в батрачки! И вообще я где-то читала, что существуют бабушки, которые любят своих внуков и заботятся о них, а не заставляют вкалывать с утра до ночи… брехня, конечно!

С этими словами она развернулась и, бросив тарелки, которые начала было собирать, покинула веранду.

— Ах ты… — Татьяна Сергеевна задохнулась от гнева и оглянулась на дочь. — Ира! Что ты молчишь?!

— А что я должна делать? — пожала плечами Ирина.

— Как «что»? — Татьяна Сергеевна еще больше рассердилась. — Она твоя дочь!

— Да, мама, моя дочь. И что теперь? Крапивой ее выпороть, что ли? — Ира и сама была растеряна и возмущена поступком Алики, но ей стало очень неприятно, что мать сразу назначила ее крайней.

— Тебя бы кто выпорол! — сорвалась Татьяна Сергеевна. — Так запустить ребенка! Пороть ее надо в детстве было, сейчас поздно уже…

— Мама, послушай меня… — начала было Ирина, но мать явно была сейчас настроена не на дискуссию, а на монолог.

— Нет, Ирина, это ты меня послушай! — перебила она. — Вот ты удивляешься, почему у тебя дочь выросла такой эгоисткой и грубиянкой. А знаешь, почему? Потому что она вся в тебя! Ты тоже с этих же лет решила, что лучше всех все знаешь. А старшие ничего в жизни не понимают и годятся уже разве что на погост. Вот ты и укатила в эту свою Москву скаженную…

— Мам, ну зачем ты так говоришь? — Ира тоже повысила голос. — Никогда я не считала, что ты ни на что не годишься. А то, что я в Москву уехала, — это же только к лучшему! Я сразу в институт поступила…

— Поступила… И чему ты там выучилась? Мужиков менять, да перед камерами хвостом вертеть! Тоже мне профессия — перед людьми стыдно!

— Ну все, дамы. — Дед Игнат, про которого женщины в пылу спора даже забыли, затушил недокуренную папиросу и даже стукнул ладонью по столу, чтобы привлечь к себе внимание. — Прекратить разговорчики и слушать сюда. Я сейчас один умный вещь скажу, только не обижайтесь, пожалуйста. — Дед Игнат довольно точно скопировал интонацию персонажа Фрунзика Мкртчяна из «Мимино», но мать и дочь были слишком взвинчены ссорой, чтобы обратить на это внимание и тем более улыбнуться.

— Игнатий, ты бы… — начала было Татьяна Сергеевна, но он не дал ей договорить.

— Таня, не перебивай! — произнес он так строго, что обе женщины замерли, как зайцы, заметившие тень ястреба. — Ты уже поговорила — дай и другим сказать.

— И что ж ты нам такого умного скажешь? — Татьяна Сергеевна не собиралась сдавать позиции, в ее голосе явно звучала ирония, но дед Игнат словно и не замечал этого.

— Скажу, что вы на Алику только глядите, а не смотрите. А потому и самых очевидных вещей не видите. Вот какая она, по-вашему?

— Гламурная, — пожала плечами Ирина. — И эгоистичная не в меру.

— Капризная, ленивая и избалованная сверх всякой меры, — обрубила Татьяна Сергеевна, не глядя ни на дочь, ни на деда Игната.

— Эх, ля фам, ля фам… — театрально вздохнул дед Игнат. — Ничего-то вы не видите… Как куры — не дальше своего носа. Одинокая она! Она такая одинокая, что вам обеим и не снилось. Ни там, ни здесь у нее нет ни одного близкого человека.