– Я впечатлен, – говорю я соплячке.

– Что, в натуре?

– Ага. По самые помидоры. Я могу воспользоваться ванной?..

…Всю жизнь мечтал поваляться в джакузи.

Ванная в доме соплячки и Анны Брейнсдофер-Пайпер занимает гораздо большую площадь, чем ванная в доме Август, но всяких примочек, притирок, гелей для душа, пенок и шампуней примерно столько же. На вешалке (притараненной прямиком из «IKEA», откуда же еще!) висят два махровых халата, белый мужской и розовый женский: белый – с вышитыми якорями, розовый – с вышитыми гиацинтами, стерильно-мудаковатый прикид взрослых. Есть и еще нечто, напоминающее хламиду, – неопределенного цвета. Это, надо полагать, банные радости соплячки. Конфликт поколений налицо, вот только непонятно, почему родители терпят вопиющую неаккуратность соплячки.

Она – настоящая неряха. Неподдельная грязнуля.

Вода в джакузи приобрела красноватый оттенок, но я не особо заморачиваюсь этим: должно быть, именно так отсвечивает плитка. Ванная выложена темно-красной плиткой, пол в ванной – темно-красным мрамором, интересно, фигурирует ли эта ванная в crimi-историях Анны? По мне так самое подходящее место для какого-нибудь завораживающего, многослойного, многостраничного преступления. Жертва принимает ванну, релаксирует в пахнущей камелиями воде, и в это время тихонько скрипит дверь…

Дверь и вправду скрипнула.

Я вздрагиваю.

Кот. Абсолютно лысый, ни единой шерстинки. Совсем недавно я видел точно такого же, на кухне у Марго. Но этот, в отличие от того кота, не мультяшный, не рисованный – самый настоящий. Кажется, кота зовут Муки.

– Муки! – окликаю я. – Муки-Муки-Муки!..

В гробу он меня видел.

Муки обнюхивает мою одежду, сваленную на пол, подтягивает ее лапой, пытается разрыть ткань.

– Эй, приятель! Если вздумаешь обоссать мне штаны, я тебя удавлю!..

Кот и ухом не ведет.

А спустя секунду, оставив в покое мои шмотки, вспрыгивает на край ванной, садится в дальнем углу, между гелем и шампунем, как раз напротив меня. Муки, несомненно, кот, – так же, как Сонни-бой, несомненно, был кроликом. О Сонни у меня остались самые приятные воспоминания, что за тварь Муки, мне еще предстоит узнать.

– …Вы спуститесь пообедать? – слышу я голос Анны, доносящийся с первого этажа.

– Я возьму жратву наверх, – голос соплячки гораздо ближе ко мне, чем голос Анны. Мне это не нравится.

– Пообедайте нормально, за столом. В твоем хлеву даже сесть негде.

Впервые Анна употребила в контексте соплячки такое крепкое словцо, как «хлев».

– Тебе должно быть стыдно перед… перед Дэном.

– Да ладно тебе, писака! Он кидал мне палки и не в таких местах!

«Кидал палки». Я кидал ей палки. Вот как. Соплячка совсем оборзела, и приструнить ее некому. Да и хрен с ней. Даже забавно.

Соплячка просачивается в ванную минуты через три после прихода Муки. С самым отстойным гамбургером в руках. Так же жуя чертов гамбургер, она опускает крышку унитаза и устраивается на ней. И принимается смотреть на меня.

– Есть хочешь? – спрашивает она.

– Пока не умираю.

– Я могу принести.

– Не стоит.

– Писака приглашает нас на обед.

– Ты уже дала согласие?