— Козьма!
— Ну? — Мастер оторвался от работы и обернулся к ней. — Что, Любава? Ужинать пора?
— Ты удивишься, Козьма. К нам Емельян явился.
От неожиданности Пурьяк выронил тряпку, которой сбивал с одежды стружку.
— Кто? Брат мой названый?
— Он самый.
— А чего приехал, не сказал?
— Нет. Поздоровался со всеми, спросил, где ты. Я сказала, что в мастерской, сейчас позову, и пришла сюда.
— Странно. Чего надо Емеле? Он один?
— На починке один. Не знаю, есть ли кто в балке или у дороги в кустах. Пса же мы не держим. Тот почуял бы.
— Не люблю я их. Ладно, ты ступай в избу, накрой там на стол, водки достань. Я у родника обмоюсь, переоденусь и приду.
— Емельян Лане дорогой отрез на сарафан привез, Василию — сапоги, только великоватые.
— Ничего, на вырост. Но ты ступай.
Любава ушла.
Пурьяк дошагал до родника, обмылся по пояс, присел на камень, опустил ноги в ледяную воду. За день они припухли, устали, горели огнем.
«Что привело Емельяна сюда? — раздумывал он. — Договора об этом у нас не было. Деньги за товар, взятый с обоза псковских купцов, он мне передал, больше товара от меня не получал. Соскучился? Это вряд ли. Значит, дело ко мне у Емельяна.
Но какое может быть дело у холопа московского боярина? Или тот сам послал его в Тверь с каким-то поручением, а Емеля решил заодно и заглянуть к названому брату? Наверное, так оно и есть».
Козьма не заметил, как застыли ноги. Он вытащил из воды, начал растирать. В мастерской облачился в чистые портки и рубаху. Как был босиком, так и пошел к избе.
Она была большой, просторной, но бедной. На золото и серебро, спрятанное в тайнике, устроенном в подвале, Козьма Пурьяк мог бы отстроить настоящий дворец. Но он не тратил свое добро, берег, имел на него совсем другие виды.
Гробовых дел мастер вошел в светлицу, широко улыбнулся.
Со скамьи у стола поднялся Горин.
— Козьма! Приветствую тебя.
— Здорово, Емельян.
Названые братья обнялись.
— Каким ветром?.. — спросил Пурьяк.
— Разговор есть, Козьма, но не при всех.
Пурьяк удивился и спросил:
— А все, это кто? Любава, Василий и Лана? Разве они чужие?
— Нет, родные. Я хотел сказать, что есть разговор один на один.
Жена гробовых дел мастера и главаря шайки все поняла. Дети тоже были смышленые, уже взрослые. Они поблагодарили дядьку за подарки и вышли во двор.
— А как же ужин, Емельян?
— Я не задержусь у тебя, Козьма, и поел уже.
— Ничего не понимаю. Объяснись.
Горин с шумом выдохнул и заявил:
— Значит, так, Козьма, раскрыли меня на Москве.
— Что? Как это?
Ключник рассказал главарю шайки о разговоре с Толгаровым.
— Откуда же боярин прознал про наше родство? — спросил тот.
— Гонец вашего боярина Воронова сообщил ему об этом и о купце Сыче.
— Надо срочно в лес уходить, — принял решение Пурьяк, поднялся, но тут же сел на место и проговорил: — Нет, погоди. Коли узнали про меня все и хотели захватить, то спокойно сделали бы это в прошедшие будние дни. Однако этого не произошло. Почему? У тебя на это есть ответ?
— Есть, Козьма. Я приехал сюда по велению своего боярина Толгарова. Со мной был Лавр Кубарь.
— Холоп Воронова? Но что надо от меня боярам?