– Нет, маршал слишком плох. Ему нужно хотя бы два-три дня покоя. И даже если торговцы проведают о нас, у нас будет время скрыться, когда они уедут. Путь в Масиаф не близкий, они не скоро сообщат о том, что видели тут чужаков. По крайней мере торговцы не станут сообщать об этом встречным ассасинам. Обычно у них свои дела и они предпочитают не вмешиваться в местные дрязги.

Мартин уже окончательно взял себя в руки, говорил спокойно, но на Шампера так и не решился взглянуть. Потом он сидел в углу, обхватив колени, смотрел, как выходила и уходила молодая мать, плакал ее ребенок, к вечеру вернулся с пастбища ее муж, в загоне за стеной возились и блеяли овцы, женщина готовила еду на открытом, обложенном камнями очаге посреди хижины. Они съели немного сыра, лука и свежеиспеченных лепешек, порой выглядывали из-за потертой шкуры на дверном проеме, чтобы узнать, что происходит в селении. Ласло иногда выходил. Этот невысокий смуглый храмовник в приобретенном им балахоне козьей шерсти и замусоленной чалме внешне почти не отличался от местных жителей, поэтому пришлые не обращали на него внимания, и он вызнал, что они расположились в доме старосты селения, трапезничают с ним, расспрашивают о дороге в горах, о постах людей Синана. Мартину Ласло велел не высовываться. Если этого смуглого коротышку венгра, знавшего местный говор, пришлые могли принять за кого-то из окрестных уроженцев, то на высокого, светловолосого и голубоглазого Мартина непременно обратили бы внимание. Но Мартину и так было не до того, чтобы разгуливать среди этих убогих хижин, ибо к вечеру Шамперу опять стало хуже.

Уильям горел, бредил, что-то бормотал в полузабытьи, а то вдруг куда-то рвался, выкрикивал приказы. Мартину приходилось зажимать ему рот, наваливаться, когда тамплиер начинал приподниматься и в бреду кричал от боли, стонал, пока опять не затихал, сотрясаясь от дрожи и обливаясь потом. Порой Уильям приоткрывал глаза, сквозь горячечный бред узнавал Мартина, обтиравшего его горячий лоб влажной ветошью, один раз даже улыбнулся и сказал: «Спасешься, если покаешься», – но потом опять проваливался в беспамятство.

Утомленный бдением над раненым, Мартин забылся сном только под утро. Но вмиг очнулся от легкого прикосновения.

Рядом на корточках сидел Ласло, прижимая палец к губам.

– Тсс. В селении ассасины. Я узнал их предводителя в островерхом шлеме, который возглавлял отряд в том проклятом каменном котловане.

Сабир! Хуже и быть не могло. Выследил их все же Терпеливый!

Снаружи едва начало светать, но, выглянув из-за шкуры, которой был занавешен вход, Мартин увидел, как несколько одетых в темные одежды ассасинов шныряют по селению, но пока как будто не проявляют беспокойства. Они напоили коней и теперь о чем-то переговаривались, столпившись у колодца. Мартин даже смог разглядеть Сабира в его высоком шишаке со стрелкой, защищавшей нос и затенявшей лицо, пластинчатых доспехах и двумя кинжалами на алом поясе ассасинов.

«Да унесут тебя демоны в преисподнюю, предатель!»

Но никакие демоны теперь помочь не могли. И если Сабиру скажут о чужаках с раненым…