– Он сейчас ничего не сможет съесть, – сказал, присаживаясь подле них, Мартин, закончивший возиться с раной тамплиера в боку. – В крайнем случае сможет пить воду.

– Маршал так плох? – волновались крестоносцы.

Мартин лишь пожал плечами, и его больше не спрашивали. Стали молиться за своего командира.

Поедая испеченную рыбу, Мартин обдумывал положение Шампера. Рана в боку была не так и глубока, как он сначала опасался, но он не знал, задеты ли жизненные органы. А еще ему не понравилось то, что от удара порвалась кольчуга и раскрошившиеся звенья плетения, вмятые в тело, оказались в кровавом месиве раны. Мартин промыл и очистил ее, насколько это было возможно, но за успех поручиться не мог.

И все же он недооценил Шампера. Тот, отлежавшись до вечера и отдохнув, смог подняться и сесть у костра. Сидел, правда, скособочившись, голова была перевязана поперек лица, и там, где вынули стрелу, под скулой, сквозь повязку проступала кровь. Кровоточила и рана в боку, отчего мучила жажда, и тамплиер то и дело жадно пил воду. Но ни разу не застонал, даже сказал, что если все они отдохнули, то могут тронуться в путь, пока их не обнаружили люди Синана. Благо теперь у них есть лошади. Шампер даже полюбопытствовал у Мартина, как вышло, что его белоногий Незерби (он так и называл коня – Незерби) не был раздавлен под камнепадом? Мартин пояснил: погнав рыцарских скакунов к месту обвала, он сидел как раз на коне маршала и соскочил с него, когда уже приблизился к опасному проему среди скал. У него на глазах Незерби вроде побежал за остальными лошадьми, но, видимо, отстал от них, и каменная лавина его не задела. Они ведь слышали одинокое ржание, когда уходили. Ассасины же, у которых не так много хороших лошадей, не преминули забрать коня себе. Ведь именно на Незерби позже сидел их предводитель во время нападения.

– Мне показалось, что ты знаешь этого человека, – произнес Шампер, стараясь не думать о боли, когда взбирался на своего вновь приобретенного любимца. – По крайней мере предводитель фидаи звал тебя во время схватки.

Да, мы старые приятели, – отозвался Мартин, устраиваясь на лошадином крупе позади Ласло. – И, зная этого человека, скажу – он ради благосклонности имама на все пойдет. Сабир очень опасен. Он ловок, умен, упорен, предприимчив. И все же почти всегда мне удавалось обойти его.

– Не бахвалься, что ты лучше любимчика Синана, – тронув поводья своей лошади, сказал Юг. – Лучше докажи это, сумев вывести нас из этих проклятых гор.

Они стали обсуждать дорогу, но Уильям не участвовал в разговоре – чувствовал себя слишком слабым, слишком неуверенным, даже несмотря на то, что сидел на любимом коне, который повиновался малейшему движению его колен или просто шел вместе с другими лошадьми, ибо порой Уильям просто сидел на нем, облокотившись о луку седла и ничего не соображая от боли. В голове от жара так мутилось, что он дважды чуть не поехал не в ту сторону, но когда Ласло предложил пересесть к маршалу и править его конем, решительно отказался. И все же Уильям был настолько слаб, что каждое движение давалось ему с трудом, в седле он сидел скособочившись, весь в поту, и кровь проступала сквозь повязки, особенно от раны в боку. Сквозь нараставший гул в голове он уже едва слышал стук лошадиных копыт, глухими ударами отдававшийся в его венах.