Уильяма это удивило. И он смотрел на парня, одновременно слушая о том, как трое из его людей остались прикрывать отход отряда. Никто из них больше не появился, и теперь тамплиеров с раненым Шампером осталось только семеро. И Мартин. Ассасин уже перевязал тех, кто не сильно пострадал и может действовать, и сейчас их отправили порыбачить. Питаться ведь им чем-то все равно нужно, а тут в речке на перекатах форель так и прыгает, копьем можно бить. К тому же они достаточно далеко ускакали от того проклятого котлована, и теперь у беглецов есть время для передышки.

Когда Мартин вернулся с кинжалом, Уильям чуть пошевелил головой, но боль снова стрельнула, и он остался лежать, глядя на склонившегося к нему ассасина.

– Ну, вот я и в твоих руках, парень, – попытался улыбнуться тамплиер. – У тебя есть возможность поквитаться со мной за причиненную некогда боль.

– Я ее заслужил, мессир. Но та боль, то чувство вины, что я носил в себе столько лет, была куда острее всего, что я испытал у ваших палачей. – И, повернувшись к Ласло Фаркашу, он попросил: – Приподнимите и держите его, мессир.

– Что ты собираешься со мной делать, Мартин?

Выслушав ответ, Уильям скривил губы.

– Бойца из тебя и впрямь сделали отменного, парень, но лекарь ты весьма посредственный, как я понимаю. Ну да ладно, какой уж есть… Но послушай воина, который не раз проделывал подобное: не стоит вытягивать стрелу тем же путем, каким она вошла. Лучше проталкивай вперед, чтобы она вышла сзади, да только сперва отломи это проклятое оперение у моих глаз.

Он сам командовал своей операцией! И понимал, что, если стрела не задела кости, она выйдет, если же ее не достать…

Думать об этом не хотелось, и Шампер постарался отвлечься, спрашивая Ласло, как вышло, что тот надолго исчез перед боем, они уже и помолиться за его душу успели, но потом вдруг появился в самый разгар схватки? Придерживая раненого маршала, Ласло стал отвечать: выслеживая ассасинов, он просто оказался в неудобном месте на скале; люди Старца Горы расположились как раз вокруг него, и тамплиер был вынужден весь день наблюдать за ними, затаившись, но не имея ни малейшей возможности улизнуть. Вот он и выжидал, а когда уже в темноте ассасины поскакали, он кинулся по их следам и…

Шампер уже не слышал его слов.

Боль захлестнула Уильяма, он чувствовал себя беспомощным и ничтожным, не замечал, что колотит кулаком по земле, но слово свое все же сдержал – не кричал, а только шипел сквозь сжатые зубы, пока сознание его не погасло.

– А теперь рана в боку, – произнес Мартин, когда прижег рану на лице и перебинтовал голову маршала.

Надо было успеть, пока де Шампер не очнулся, да и уложить его теперь можно было нормально, а не почти выворачивая голову, когда из нее торчала стрела.

– Ты что-то понимаешь в таких ранах? – спрашивал Ласло.

Мартин молчал.

К ним из лесу вернулись уцелевшие после стычки с ассасинами крестоносцы – кто постанывал при ходьбе, кто, наоборот, приободрился и уже весело помахивал острием копья, на котором красовались пронзенные длинные рыбины. Рыцарь Юг де Мортэн приказал воинам не мешать врачевать маршала, и они сгрудились у костерка, потрошили пойманную форель. Рыбы было довольно много, ее частично обмазали глиной и испекли на углях, а частично сварили, использовав в качестве котелка шлем одного из воинов. Переговаривались, что напоят рыбьим отваром мессира Шампера, когда тот очнется.