– Попробуем выстроить события в ряд, – предложил Клементе.

– Хорошо… Канестрари убивает ребенка. В убийстве замешан преступник крупного масштаба: Астор Гояш. Но нам пока неизвестно почему.

– Болгарин не доверяет Канестрари: у врача стресс, он в прострации и может повести себя неосторожно. И Гояш начинает за ним присматривать: отсюда камеры слежения в амбулатории.

– Для болгарина самоубийство хирурга стало сигналом тревоги.

– Поэтому его люди сразу же подожгли клинику, в надежде полностью уничтожить возможные доказательства убийства ребенка. Вообще-то, они еще раньше унесли из амбулатории шприц, с помощью которого Канестрари сделал себе смертельную инъекцию: все для того, чтобы дело поскорее закрыли.

– Так оно и есть, – согласился Маркус. – Но остается немаловажное звено: что общего между признанным филантропом и преступником?

Клементе не сказал ничего определенного:

– По правде говоря, я не вижу связи. Ты сам сказал: они принадлежали к разным мирам.

– И все же существует какая-то связующая нить, я в этом уверен.

Клементе заговорил так убедительно, как только мог:

– Послушай, Маркус: время работает против Лары. Наверное, тебе лучше не вникать в эту историю и отдать все силы поискам студентки.

Это предложение показалось Маркусу странным. На короткое время он сделал вид, будто полностью занят своей раной, но в то же время следил через зеркало за выражением лица Клементе.

– Возможно, ты и прав, я как раз сегодня об этом подумал. К счастью, ты вовремя явился в клинику: если бы ты меня не увез, те двое прикончили бы меня.

При этих его словах товарищ потупил взгляд.

– Ты следил за мной, верно?

– О чем ты говоришь? – возмутился было Клементе.

Маркус, не веря, повернулся и посмотрел ему в лицо:

– В чем дело? Что ты скрываешь от меня?

– Ничего.

Клементе насторожился, и Маркус попытался нащупать причину:

– Дон Микеле Фуэнте передает исповедь Альберто Канестрари, который собирается покончить с собой, но по распоряжению епископа опускает имя кающегося. Что вы пытаетесь защитить? Кто там, наверху, желает предать все дело забвению?

Клементе молчал.

– Я так и знал, – сказал Маркус. – Канестрари и Астора Гояша связывали деньги, так ведь?

– Непохоже, чтобы хирург нуждался в деньгах, – возразил Клементе без особой убежденности.

Маркус уловил его смущение.

– Больше всего врач пекся о своем добром имени, – сказал он и добавил: – Он считал себя хорошим человеком.

Клементе понял, что больше не может разыгрывать этот спектакль:

– Больница, которую Канестрари построил в Анголе, поистине грандиозна. Продолжая дело, мы рискуем уничтожить ее.

Маркус кивнул:

– На какие деньги доктор ее построил? На деньги Гояша, верно?

– Мы не знаем.

– Но это вполне вероятно. – Маркус разволновался, впал в бешенство. – Жизнь ребенка в обмен на тысячи жизней.

Клементе ничего не мог возразить, его подопечный уже понял все.

– Выбираем наименьшее зло. Но тогда принимаем и логику, заставившую хирурга принять столь безумное соглашение.

– Эта логика нас не касается. Но жизнь тысяч и тысяч людей – да.

– А ребенок? Его жизнь ничего не значит? – Маркус помолчал, пытаясь совладать с гневом. – Как бы рассудил Бог, от лица которого мы действуем? – Он посмотрел Клементе в глаза. – Кто-то отомстит за одну-единственную жизнь, что и предвидел таинственный пенитенциарий. Мы можем остаться в стороне и наблюдать, как это произойдет, а можем попытаться что-то предпринять. В первом случае мы попросту станем соучастниками убийства.