– Жди тут! – тихо скомандовал я, и бросился в дом – если второй в это время поглядывал за входом, нельзя было дать ему подготовиться к сопротивлению.
Однако – нет. Этот скот был занят тем, что разукрашивал свою мачеху разнообразными узорами. В качестве красок служила кровь, выдавленная из убитой кошки, ощерившей окровавленные зубы в эмалированном тазу посреди комнаты.
Не оборачиваясь, парень спросил:
– Ты врезал ей? Неплохо иметь ещё жертву. Да и денежки как раз в кон!
Он обернулся, когда я уже сделал два шага, приблизившись на расстояние метра. Удар! Сатанист падает на пол и не шевелится. Беглый осмотр комнат – больше никого нет. Их двое. Двое – и жертва, привязанная к столу и вращающая вытаращенными глазами.
Поворачиваюсь, иду ко входу. Под ногами скрипят тяжёлые половицы. Половики и дорожки аккуратно свёрнуты и сложены у входа – не хотели пачкать кровью. Подхожу к лежащему без чувств парню, хватаю за ноги и волоку в дом. Маша идёт за мной, я останавливаю:
– Шарф! Сейчас же надень шарф! Там Ольга – она не должна нас узнать.
Мария быстро заматывает лицо, и я закрываю дверь. Затем волоку парня дальше. Голова сатаниста волочится по полу, лицо бьётся о высокий порог, но мне не до удобства негодяя. До смерти не заживёт – и славно. Оглядываюсь вокруг – вижу стулья с высокой спинкой – добротные, старые. Из настоящего дерева. Не ДСП какое-нибудь. Иду на кухню, шарюсь по чулану, по полкам. Стараюсь браться за вещи только через тряпочку – отпечатки пальцев нам ни к чему. Потом выругался и взял кухонный нож – то, что я искал, висело у меня над головой – бельевые верёвки, на веранде. Обрезал, принёс в зал.
Усадив негодяев на стулья по одному привязываю ноги к ножкам, руки стягиваю за спинкой стула. Рты набил тряпками, взятыми с кухни, кляпы перетянул полосками ткани, завязанными на затылке. Всё. Норма. Упакованы, безопасны. Теперь очередь за жертвой.
Ольга лежит на столе – обнажённая, вымазанная кровью – своей и чужой. Её запястья надрезаны и завязаны несвежими тряпочками. На животе надрез – сверху вниз, от пупка вниз, до линии волос. Кожа в этом месте разошлась, демонстрируя желтоватый жир и красные мышцы. Такое впечатление, что женщину хотели освежевать, снять с неё кожу, и тренировались, а может только что начали это дело, да мы помешали. Меня даже передёрнуло – вовремя успели. Вот же поганцы!
Комната довольно хорошо освещена – множеством свечей, язычки пламени которых колеблются от движения воздуха, тянущего откуда-то со стороны, возможно из приоткрытых форточек. В комнате жарко – свечей много, а на улице и так духота. Висит запах стеарина и чего-то неуловимого, знакомого…воск? Ладан? Что-то травяное, приторное. Рот жертвы заткнут, ноги и руки привязаны к ножкам стола. Она в сознании, мотает головой, мычит, пытается что-то сказать. Я молча подхожу к ней, лежащей в луже крови, и негромко, весомо, говорю, стараясь изменить голос, нарочито хрипя и кашляя:
– Сейчас я выну у тебя изо рта кляп. Ты не должна кричать и звать на помощь. Тебе ничего не грозит – мы пришли для того, чтобы освободить. Ты меня хорошо поняла? Если ты закричишь, то подвергнешь нашу жизнь опасности. И ещё – сейчас ты узнаешь, кто убил твою дочь Свету. Хочешь это узнать? Хочешь отомстить убийце?