Война на этом кончилась.

Я не спешил в Рим и перезимовал в Никомедии. Вместо себя я отправил римским сенаторам свой портрет в шелковой робе жреца. Выглядел он очень по-восточному, но пусть привыкают к тому, что их ждет. Я мог бы, конечно, станцевать перед ними и римлянина – но не чувствовал себя обязанным следовать обычаям людей, с охотой ложащихся под каждого мятежного генерала.

Я победил Рим и его старых богов. Я взял этот город с боя в тот самый момент, когда поскакал на преторианцев Макрина в своей пурпурной тунике. Горе побежденным.

С собой я возьму Камень Элагабала – и полюбившего меня бога. Посмотрим, что он захочет сделать со Вселенной.

– Мы хотели спасти семью, – сказала мать, – а получили власть над миром.

– Власть над миром нельзя получить раз и навсегда, – ответила моя бабка Меса. – Каракалла повторял за Тиберием: это как держать волка за уши. И еще он говорил, что Рим опасное место для императора. Тебя привели к власти восточные легионы, Варий – не лучше ли будет остаться на Востоке?

– Каракаллу и Макрина убили далеко от Рима, – вздохнул Ганнис. – Опасное место для императора – лишь то, где его лишат жизни. Дело не столько в месте, сколько в смерти.

– О да, – сказала Меса, – это так. Иногда ты рассуждаешь мудро, хоть ты и евнух.

Ганнис очень злился, если его так называли, хоть полжизни выдавал себя за евнуха сам. В этот раз он смолчал.

Он смолчал и тогда, когда стали говорить, будто диадему на меня возложил командир Второго Парфянского Евтихиан. За столом только весело переглянулись, когда шпион пересказал нам эти слухи.

Всей семьей мы лежали за трапезой, совсем как в былые дни – но теперь рядом стоял Камень на прочных походных носилках, и мне почудилось, что он подмигнул мне своим черным глазом.

– Налейте ему вина, – сказал я, кивая на Камень. – Пусть посмеется вместе с нами.

– Он разве смеется? – спросила Меса.

– Все время, – ответил я. – Вы просто не слышите. И я теперь буду смеяться вместе с ним.

– Над кем ты будешь смеяться, Варий?

– Над старыми богами, – сказал я. – Над кем же еще?

Последняя неделя на яхте была для меня интересна не только тем, что окончательно закрылся вопрос о влиянии мужского обрезания на женское счастье (не влияет, женское счастье вообще мало связано с мужским членом, но патриархальному мозгу трудно такое вместить).

Я много общалась с Тимом и Со – в основном в то время, когда прагматические буддисты были в другом месте. Не то чтобы я их избегала, но когда кто-то из них оказывался рядом, мне казалось, что меня прагматично бомбят с доброго дрона.

Правда, я видела как Кендра погружается в джаны. Так называются состояния глубокого покоя, или что-то в этом роде. Выглядело это следующим образом – она сидела на подушке с серьезным наморщенным лицом и быстро выкидывала пальцы – сначала пять на одной ладони, потом три на другой. Это показывало, в какой из восьми джан она пребывает. А затем она выкидывала еще два пальца, показывая две дополнительные джаны, открытые лично ею. Думаю, было бы больше пальцев, нашлось бы и больше джан.

Лева и Винс следили за этим очень внимательно. Тим тоже делал серьезное лицо, но я чувствовала, что в глубине души он потешается над происходящим.