Тим знал много интересного – но выудить из него информацию через дневные фильтры было практически невозможно. Следовало прежде перевести его в ночной режим. Со же почти все время говорила что-то неожиданное и клевое.

Например, про «эмодзи как оружие финансового капитала» (я зачитала ей цитату из брошюры, которую мне выдали во время первого визита на яхту) она сказала так:

– Это, конечно, политически грамотно и революционно, но совершенно неверно. Эмодзи – очень интересный новый язык. Многообразие смысла каждой эмодзи можно выразить только длинным абзацем текста, и то не всегда – так что это новая иероглифика. Западная письменность с эмодзи становится похожа на японский язык, где среди букв фонетической азбуки время от времени выскакивает сочащийся уймой смыслов и коннотаций иероглиф. Иероглифы, если хочешь, и есть древние эмодзи. А эмодзи – это новые иероглифы…

В отличие от Тима она любила Европу – и поразительно разбиралась в ее старине. Один раз я спросила:

– Интересно, а какой была древняя музыка? Например, в Риме?

Со пожала плечами.

– Это как спросить – а какая музыка была в двадцатом веке? В двадцатом веке было много разных музык. И в Риме тоже.

– Античная музыка есть на ютубе, – сказала я. – Какая-то хрень, правда.

Она попросила поставить ей что-нибудь. Я нашла пару примеров, и минут пять мы слушали.

– Это полная чушь, – сказала Со. – Фальшивка.

– Почему?

– Она безобразна. И совсем не трогает душу. Музыка – это способ подействовать звуковыми сочетаниями на человеческий мозг, заставив его выделять счастливую химию. Мозг за последние две тысячи лет не изменился. С чего измениться музыке? Вернее, она постоянно меняется, но всегда сохраняет способность действовать на мозг подобным образом. Другими словами, когда ты услышишь древнюю музыку, она тебе понравится.

– Да, – сказала я, – это логично. Но где-нибудь она сохранилась? Та музыка, которую слушали каждый день в Риме?

– Сохранилась, – ответила Со. – Практически в нетронутом виде. Это тарантелла. Только сейчас ее играют на чем попало, а тогда были флейты, тамбурины и скабеллы. Ну, или бубны с кастаньетами, почти то же самое.

– Тарантелла?

– Это от слова «тарантул». Считалось, что такой музыкой можно лечить от его укуса. Это очень древняя вера и очень старая оргиастическая практика, восходящая к мистериям Диониса. Вакхическим культам и так далее. Их запрещали еще в Риме. Но почти так же эта музыка звучала и до Рима… Ты ее слышала в пещере, когда мы говорили с Фрэнком. Древние духи знают эти созвучия.

Я вспомнила – действительно, в турецкой пещере играл какой-то легкий итальянский фолк. Тогда это показалось мне странным, но я решила, что такая музыка нужна для гипноза.

– Давай я тебе поставлю, – сказала Со.

Она повозилась со своим телефоном, и на экранчике мультимедийной системы появилась картинка: две раковины со вставленными в них синими самоцветами, почти как глаза. «Il Canto della Sirena», прочла я. Вполне антично.

Из колонок полилась музыка – милая и трогательная.

– Вот типичный пример, – сказала Со. – Tarantella del gargano. Ей не удивились бы в Риме времен Каракаллы. И даже, думаю, в Греции Александра. Поразились бы только тому, как необычно соединены фрагменты знакомых мелодий. И не узнали бы язык, на котором поют. Античная музыка ближе, чем нам кажется – она спрятана прямо в нашей.