— Это несчастный случай, — тихо уверяет женщина.
Главный прокурор Торстен Викнер также не верит в то, что двадцатисемилетняя женщина намеренно подвергала ребенка опасности. Но преступление, повлекшее за собой чью-то смерть, можно совершить и неумышленно.
— Девочка погибла в результате халатности обвиняемой, — утверждает прокурор, то и дело возвращаясь к телефонным разговорам женщины. — Ребенок находился далеко в воде, а женщина сидела на берегу и разговаривала по телефону.
Обвинения в адрес двадцатисемилетней женщины разделили Варберг на два лагеря. Одна сторона, к которой относятся родители и сотрудники детского сада, в котором работает женщина, отмечают ее исполнительность и заботу о детях; в то время как другая сторона начала очернительскую кампанию, скорее напоминающую травлю. Особо болезненно, по словам адвоката обвиняемой, та воспринимает слухи о том, с кем именно она говорила тогда по телефону.
Оглашение приговора состоится в четверг.
Эва подняла глаза и снова посмотрела в окно перед собой. Сидела, не двигаясь и пытаясь определить возникшее чувство. Она нашла то, что искала, и даже больше. Но вместо того, чтобы радоваться, она вдруг на мгновение отступила от раскрывшегося перед ней мрака и посмотрела на себя. Как будто тень прежней Эвы попыталась пробиться к ней, чтобы предупредить.
Теперь подумай хорошенько.
Она снова посмотрела на экран.
Что посеешь, то и пожнешь.
Она поднялась, вышла в кухню, открыла холодильник и снова закрыла его, забыв, за чем пришла.
Потом взяла с кухонного стола беспроводной телефон и позвонила в справочную:
— Мне нужен суд Варберга. Соедините, пожалуйста.
Звуки перебираемых клавиш и сигнал.
— Суд Варберга. Мари-Луис Юханнесон.
— Здравствуйте, меня зовут Эва, я хочу узнать приговор по одному из дел, которое слушалось в ноябре две тысячи первого года.
— Пожалуйста, назовите регистрационный номер.
— Я его не знаю.
— Мне он нужен для того, чтобы найти приговор.
— Как его можно узнать?
— А что за дело вас интересует?
— Утонувший ребенок, восьмилетняя девочка, в ее смерти обвинили жену отца ребенка.
—А, это. Ее оправдали, это дело я могу найти и без номера.
— Спасибо, не нужно. То есть ее оправдали, да?
— Да.
— Спасибо.
Она отложила телефон в сторону и открыла холодильник, снова не понимая зачем. Закрывая его, вдруг поймала взгляд Акселя на фотографии, прикрепленной магнитиком к двери холодильника. Вспомнила, как он говорил, что изображает динозавра. Да, что-то есть.
Голубые невинные глаза, верящие всему, что видят.
Убежденные в том, что все люди добрые и говорят только то, что думают. Такие как, например, его любимая воспитательница. Которой он слепо доверяет, она ведь целыми днями печется о его благополучии, хотя на самом деле занята тем, что разрушает весь его мир.
И мысль о том, что именно сейчас Хенрик, вполне вероятно, думает, как бы сделать эту благодетельницу новой приходящей мамой для Акселя, резко пресекла внезапно напавшее на Эву самоосуждение. Ни за что в жизни. Мало того, что он без ее ведома решил отобрать у нее половину детства Акселя, так в добавок к этому ей придется позволить сыну каждую вторую неделю жить под одной крышей с этой дрянью. Никогда! Хенрик пусть живет где и с кем хочет. Но Аксель останется только с ней, и она этого, ей-богу, добьется.