— Так и знал, что ты на неё запал, — пропустил нас.

Выглядел он лучше, чем когда приходил. Из носа не текло, нервозность тоже исчезла, только глаза блестели всё так же лихорадочно и щетина стала ещё неопрятнее.

— Надеюсь, зачем я приехал, ты тоже знаешь, — сдержанно выговорил Дима, не выдавая неприязни. Сухой тон человека, пришедшего разобраться с проблемой и не намеренного тратить на это ни одной лишней секунды.

Лёня хмыкнул. Посмотрел на меня и хмыкнул снова. На нём была чистая футболка с коротким рукавом. Совершенно непроизвольно я зацепилась взглядом за его левую руку. На сгибе локтя растеклась большая лиловая гематома. У меня когда-то тоже была такая – после того, как медсестра неудачно взяла кровь. Только у Лёни кровь никто не брал.

Резко я подняла глаза.

— Тебе повезло, сестричка, — линия его рта слегка изогнулась. – Это же не он тебя разукрасил? Тот хрен, про которого по ящику трещат без умолку, как понимаю? Чёрт… Фартовая ты у меня.

— Кончай болтать. Где бумаги?

У меня не было слов. Как только Лёня скрылся в комнате, я подошла к купленному мамой незадолго до смерти шкафу. Открыла. Одежды в нём почти не было – моя старая джинсовка и кое-что Лёнино. Джинсовку я забрала. Взяла дутую жилетку и прижала к груди.

— Оставь это, — Дмитрий подошёл сзади. – Купим нормальные вещи.

Мотнув головой, я сильнее вцепилась в одежду. Не потому, что мне так нужна была куртка, а потому, что куртка эта осталась от мамы. Дима мог купить всё, что угодно, только не связь с прошлым. Не те крупицы счастья, которые таили в себе эти вещи.

На нижней полке шкафа нашла дорожную сумку, сложила то, что было в руках. Дмитрий больше ничего не сказал. Я тоже. Молча прошла в комнату и вытащила чехол с маминым вечерним платьем. Каким-то чудом Лёня не продал его. Небесно-голубое, оно всегда казалось мне слишком роскошным, чтобы надеть даже на выпускной. Да и туфель у меня под него не было…

На верхней полке лежал большой пакет. Его я не открывала ни разу – там тоже были вещи мамы и ещё коробка. В год смерти родителей я сложила в неё все спортивные награды, чтобы больше не доставать. Забыть и не вспоминать. А теперь вдруг захотелось вспомнить.

В коридор я вернулась как раз вовремя. Продемонстрировав Дмитрию бумаги, Лёня нагло осведомился:

— Сколько дашь?

Ожидала я чего угодно, только не того, что Дмитрий, ничего не сказав, вытащит из кармана несколько банкнот. Но отдавать их не спешил. Кивком указал на бумаги.

— Хорошо, что ты их забираешь, — отдав её, сказал брат.

Это стало очередной неожиданностью. Меня они словно не замечали.

— Увези отсюда Нику и мелкого. И сделай так, чтобы они сюда не вернулись, мужик. Я бы, — хмыкнул, — сам их увёз. И убрался бы из этой помойной ямы. Но, чёрт… — хмыкнул снова, тряхнул отросшими волосами. – Чёрт, гони уже бабло и проваливайте.

Он повёл плечами. Дёрнулся. Прижимая к животу перекинутый через руку чехол с платьем, я наблюдала, как Дима просматривает бумаги. Деньги перешли от него к брату, и тот, пересчитав, сунул их в карман.

— Подгони ещё косарь.

— Хватит с тебя. Всё равно на дурь спустишь.