Летти завозилась во сне, сползая-таки с меня, переворачиваясь и устраиваясь рядом, и я аккуратно, таясь, убрал волосы, упавшие на ее лицо, отчего она вздрогнула, нахмурилась, но не проснулась. Откровения дались ей ой как нелегко, моя звериная часть гневалась на человеческую, наблюдая за ней, побледневшей, с рассеянным взглядом, направленным исключительно вглубь себя, улыбающуюся сквозь слезы, текущие по ее лицу, и говорящую без остановки, хоть голос ее все больше садился и хрипел. Я боялся отвлечь ее любым резким звуком или движением и посылал ящера с его непониманием и жаждой защитить там, где нужно было просто терпеливо ждать. Радоваться, а не злиться, потому что могу поклясться — я первый, кто слышит все это от моей женщины и кто видит ее такой. Но даже не факт собственной исключительности здесь главный. Эта изматывающая и обнажающая исповедь была нужна в первую очередь самой Летти, а раз ей надо, то так тому и быть.
Наверное, меня должно узлами сворачивать от ревности, ведь та, которую я уже признал единственной, все эти часы напролет рассказывала о себе и другом мужчине. Об их близости, взаимном тепле, приключениях, моментах счастья. Но нет, ничего такого не ощущалось. Наоборот, каждое ее слово, фраза, улыбка, связанная с каким-то происшествием, проникали в меня, резонировали странным, но необычайно приятным образом, вливаясь все новыми и новыми нюансами и полутонами в мелодию, звучащую в моей сущности для нее. Такое чувство, что я не узнавал, как новость, все эти мгновения ее прежней жизни, а был их эхом, что отражаясь от множества закоулков души, возвращалось на поверхность ликованием. Меня не отталкивало и не выводило из себя, что Войт помнит до мелочей и крохотных подробностей свою жизнь с другим, с соперником, казалось бы. Нет. Я наблюдал за ней, всеми фибрами чувствуя, как ее отпускает напряжение, некое высоковольтное электричество, что лупило по всем окружающим на упреждение, но вместе с тем являлось и для нее защитным каркасом и удушающим корсетом, и, вторя ее расслаблению, то же самое происходило и в моем сознании. Конечно, это не могло не пробуждать вопросов к странности своей реакции, например, отчего же меня нисколько не колышет мысль о близости Летти и ее первого возлюбленного, но потряхивать на грани обращения начинает лишь от намека на то, что были другие, и буквально наизнанку выворачивает, рвет в клочья от потребности угробить рыжего крылатого подонка. Однако, найти на все ответы можно и позже.
Жаль, что Летти остановилась раньше, чем я узнал, по какой же немыслимой причине могли прерваться те отношения, что были у нее с этим счастливым засранцем Лукасом. Ясно, что без чего-то по-настоящему поганого не обошлось — подобная связь не распадается из-за мелких обид и даже больших взаимных претензий, бытовых неурядиц или прочей человеческой ерунды. Да, моя удача, что на пути он не стоит, ибо мне хватает мозгов понять, что никакое похищение, обручение кровью, время, расстояние, дикие и сводящие с ума ласки не помогли бы отвернуть Войт от этого парня. Никто не смог бы, это из разряда невероятного. Нет, с этой задачей он справился сам, и опять же я не мог понять, откуда это саднящее ощущение вины, угнездившееся в сознании, будто продолжения рассказа и не нужно, все и так давно мне известно.