Он делает еще одно фото.

Я подхожу к окну и раскрываю его. Живительный соленый воздух проникает внутрь, прогоняя запахи жидкого дерьма и немытого тела. Наверное, впервые свежий воздух проникает в помещение с тех пор, как родился ребенок. Приходится держать окна закрытыми, иначе могут услышать соседи. Приходится сидеть взаперти. Я размышляю о том, есть ли у нее бойфренд, какой-нибудь отказник от реджу, который мог бы объявиться здесь с продуктами и обнаружить ее исчезновение. Может, стоит организовать засаду в квартире, чтобы феминистки отвалили от нас с обвинениями, что мы только баб пакуем. Я делаю глубокий вдох, набирая в легкие свежий морской воздух, закуриваю и разворачиваюсь лицом к комнате с ее беспорядком и вонью.

Рецидив. Модное слово для обозначения компульсивных девушек. Как наркомания, только еще более странное, более саморазрушительное, поведение. Быть наркоманом, по крайней мере, в кайф. Кто, черт возьми, выбирает жизнь в темных квартирах с обгаженными подгузниками, питанием быстрого приготовления и бессонницей на годы вперед?

Размножение – это анахронизм, ритуальная пытка из 21 века, в которой мы больше не нуждаемся. Но эти девицы снова и снова пытаются повернуть время вспять и щенятся, их крохотные, как у ящерицы, мозги заставляют распространять свою ДНК. И каждый год то там, то здесь проявляются новые отрыжки размножения, конвульсии вида, пытающегося перезапустить эволюционную гонку, как будто бы мы уже не вышли из нее победителями.

Я сижу в своей патрульной машине и стучу по клавиатуре, пролистывая каталоги, пробираясь сквозь рекламу, ключевые слова и настройки поиска, пытаясь поймать нечто всегда неуловимое, неважно, как бы я ни старался.

«Динозавр». «Игрушки». «Плюшевые звери». Ничего. Никто не торгует ничем, похожим на того динозавра. А мне нынче уже довелось столкнуться с двумя.

Через крышу моей машины прыгают обезьяны. Одна из них приземляется на передний отбойник машины и смотрит на меня широко раскрытыми желтыми глазами до тех пор, пока другая обезьяна не запрыгивает на нее и они обе падают вниз с лепесткообразной нависающей над бездной площадки из трубчатого наноуглерода, на которой я припарковался. Небольшие стаи этих обезьян скрываются в развалинах пригорода где-то далеко внизу. Я помню времена, когда в этих местах была тундра. Давно это было. Я слышал от спецов в области снижения уровня углекислого газа в атмосфере о восстановлении климата и создании новых полярных шапок, но это очень медленный процесс, скорее всего, счет пойдет на столетия. Если не брать в расчет вероятность того, что меня могут пристрелить спятившая мамаша или наркоман, я увижу, как это произойдет. Но пока здесь мартышки и джунгли.

Сорок восемь часов на вызовах и еще две зачистки. Элис хочет, чтобы я взял выходной и пошалил с ней, но я не могу. Я живу теперь на перкодане. Она довольна своей работой и целый день желает моего внимания. Ранее мы уже были вместе. Лежали вместе, наслаждаясь тишиной, друг другом и тем, что можно просто быть вместе и ничего не делать. Есть что-то чудесное в покое, безмолвии и морском бризе, колеблющем занавески на балконе.