– Он сказал, почему?

– Сказал только, что Адриано сам, никого не привлекая, возобновил расследование.

Оба не заметили, как стемнело. В соседних садах зажглись гирлянды, осветившие елки, кусты, изгороди.

– Что именно хотел найти Шон у вас в доме?

– Хотел взглянуть на вещи Адриано. Вдруг тот перед смертью оставил что-то связанное с новым расследованием?

– Вы ему поверили?

– Не очень-то, – ответила она грустно. – Говорю же, он был совершенно не в себе, прямо как в бреду, чуть ли не разговаривал сам с собой. Если совсем начистоту, я даже испугалась.

– Тем не менее вы его впустили, – догадался Гаспар.

– Впустить впустила, но, пока он здесь рылся, гуляла с детьми в «Ист-Ривер Плаза»[64]. За Шоном приглядывал мой муж.

– Не знаете, он что-нибудь нашел?

Изабелла улыбнулась и махнула рукой.

– Кавардак устроил знатный, это точно! Пооткрывал все ящики, все шкафы, все перерыл. По словам Андре, вроде бы он ушел не с пустыми руками.

Гаспар с трудом сдерживал нетерпение.

– Что он унес?

– Думаю, документы.

– Какие документы?

– Вот уж не знаю! Андре обмолвился о картонной папке, которую Шон спрятал в свою кожаную сумку.

– Что было в папке, вы не знаете? – проявил настойчивость Гаспар.

– Не знаю и знать не хочу! Что бы это ни было, мертвых не воскресить. Вы другого мнения?

Гаспар не стал на это отвечать, а задал новый вопрос:

– У вас сохранились вещи кузена?

Изабелла покачала головой:

– Нет, давно все выбросили. Честно говоря, кроме машины и хорошего американского холодильника, у Адриано не было ничего стоящего.

Расстроенный, Гаспар понял, что рано воодушевился: больше ничего он у кузины Сотомайора не выведает.

– Вы не могли бы расспросить мужа? Вдруг он вспомнит что-нибудь еще?

Изабелла, кутаясь в теплую куртку, кивнула. Гаспар записал на сигаретной пачке номер ее сотового телефона.

– Это очень важно! – со значением проговорил он.

– Не пойму, какой толк во всем этом копаться. Малыш погиб, разве нет?

– Sans doute[65], – подтвердил он по-французски и поблагодарил женщину за помощь.

Изабелла проводила взглядом странного посетителя и раздавила окурок в глиняном поддоне цветочного горшка. Он сказал «sans doute». Французский она понимала, но логика этого выражения от нее всегда ускользала. Всякий раз, слыша его, она удивлялась, почему оно значит «peut-être»[66], а не «sans aucun doute»[67].

Не забыть спросить об этом у мужа!

«После Пикассо есть только Бог».

Я часто смеялась над этой фразой Доры Маар, но ныне слышу в этих словах бывшей музы каталонского гения истинный трагизм. Ибо я сама чувствую то же самое. После Шона Лоренца остался только Бог. А раз в Бога я не верю, то после Шона Лоренца нет уже ничего.

Спасаясь от твоего призрака, я почти забыла, насколько чувствительна была к твоей живописи, Шон. Но после того как этот Гаспар Кутанс показал мне твое последнее полотно, оно не перестает меня преследовать. Неужто смерть и правда такая? Белая, мягкая, убедительная, светлая? Неужто там, на этой территории, где, кажется, нет больше страха, обретаешься теперь ты, Шон? А наш сын, он с тобой?

Со вчера я цепляюсь за эту мысль.