– Мои отношения с Шоном были непрекращающимся кошмаром. Он не переставал винить меня в гибели Джулиана.

– Это из-за того, наверное, что вы солгали ему о том, где были в день похищения сына?

Она утвердительно кивнула.

– Если бы копы начали поиск с того сектора, то, возможно, успели бы его спасти. Шон, по крайней мере, считал именно так, и я долго жила под грузом этого обвинения. Но если рассуждать логически, то первый виновный – сам Шон.

Гаспар смекнул, что Пенелопа снова играет роль, которую в эти два года мысленно репетировала тысячи раз.

– Если бы он не подбил Муньос участвовать в грабежах, ее не охватило бы это преступное озлобление.

– Он с этим не соглашался?

– Нет! Он утверждал, что делал это РАДИ МЕНЯ. Чтобы набрать денег для перелета в Париж, ко мне. Говорю вам, этому кошмару не было конца. Он во всем винил меня.

Гаспар почувствовал странную грусть. Он встал, готовый попрощаться с Пенелопой.

– Я сразу угадала в вас честного человека, месье Кутанс.

– Каким образом?

– Вы не носите маску. – И она продолжила без видимой логики: – Люди делятся на хороших и на всех остальных. Разделительная линия хорошо видна. Вы – хороший человек. Как Шон.

Воспользовавшись тем, что она умолкла, Гаспар шарахнулся к двери. Он уже взялся за дверную ручку, но вдруг передумал и снова шагнул к Пенелопе.

– Знаю, как больно вам об этом говорить, но мне надо знать, что на самом деле произошло в день похищения Джулиана.

Она устало вздохнула.

– Об этом наперебой кричали все газеты.

– Знаю, но хотелось бы услышать об этом от вас.

Кабинет Дианы Рафаэль представлял собой длинную комнату, из окон которой открывались редкой красоты виды: с одной стороны базилика Святой Клотильды, с другой церковь Сен-Сюплис, купол Пантеона и Монмартрский холм.

– Здесь я как в «вороньем гнезде» на мачте пиратского судна: такой вид, что заранее замечаешь приближение бурь, ливней и атмосферных депрессий. Для психиатра это чрезвычайно практично. – Диана улыбнулась собственной шутке, как будто только сейчас ее придумала. Как раньше у Файоля, Маделин убедилась, что ошиблась в своих ожиданиях. Она представляла себе старушку в очках и с седым узлом на затылке, Диана же Рафаэль оказалась маленькой женщиной с живым взглядом и короткой стрижкой, с манерой встряхивать прядями. Судя по кожаному полупальто Perfecto, джинсам в обтяжку и изящным туфелькам Gazelle, она по-прежнему воображала себя богемной студенткой.

Около двери она оставила чемоданчик на колесиках в чехле ртутного оттенка.

– Уезжаете в отпуск? – предположила Маделин.

– В Нью-Йорк, – услышала она в ответ. – Я провожу там половину жизни.

Диана указала на увешанную фотографиями стену. Большинство были сняты с воздуха, на них красовалось здание из стекла между лесом и океаном.

– Детский центр Лоренца, клиника для детей, которую я основала благодаря Шону. Это в Ларчмонте, на севере штата Нью-Йорк, в графстве Уэстчестер.

– Лоренц напрямую финансировал клинику?

– И напрямую, и косвенно, – уточнила Диана. – Средства отчасти появились благодаря продаже двух больших полотен, которые я приобрела за бесценок в тысяча девятьсот девяносто третьем году, а потом, когда он вошел в моду, сбыла. Потом, прослышав о моем проекте, Шон отдал мне еще три картины, позволив выставить их на аукционе. Он очень гордился, что его живопись приносит осязаемую пользу: лечит детей из неимущих семей.