Но оставался вопрос Гаспара: «Что еще можно сделать?» Любое расследование сводилось к ответу на этот вопрос. Каким бы олухом ни был Кутанс, она не собиралась игнорировать его вопрос.

Она включила зажигание и «мигалку» и осторожно, чтобы не съехать в канаву, вернулась на асфальт. Вместо того чтобы возвращаться в Нью-Йорк, она развернулась и поехала обратно в Тиббертон. Первым делом нужно было закончить с Гаспаром Кутансом.

Сопровождаемый по пятам Большим Сэмом, Гаспар поплелся по пирсу обратно в ресторанчик «Старый рыбак».

Там ему пришлось терпеть насмешки, но пьянчуги были настроены мирно. Отсмеявшись, они принялись его угощать. Сначала он отбивался, чтобы не опьянеть, но потом уступил. Что толку хранить добродетель, раз расследованию пришел конец?

Первую порцию виски он медленно смаковал, потом решил сам угостить всю компанию. После еще двух рюмок на пустой желудок он выложил на стойку две бумажки по пятьдесят долларов и потребовал всю бутылку.

Меня зовут Гаспар Кутанс, и я алкоголик.

Выпивка делала свое дело. Гаспару полегчало. Настал самый лучший момент: после двух-трех рюмок он пришел в состояние блаженной расторможенности, забыл об уродстве мира, но еще не утратил самоконтроль. Кстати, именно в этом состоянии ему лучше всего писалось. Мысли были ПОЧТИ ясными. Но вскоре собутыльники стали ему надоедать: слишком много громкой болтовни, сексизма, гомофобии, глупостей в единицу времени. К тому же он всегда предпочитал напиваться в одиночку. Это был трагический интимный процесс, среднее между мастурбацией и геройской пулей в висок. В обнимку с бутылкой виски он сбежал в соседнее помещение – гадкую курилку с затянутыми красным бархатом стенами, неприличными гравюрами и черно-белыми фотографиями местных рыбаков, демонстрирующих перед баркасами свои рекордные уловы. Все вместе производило противоречивое впечатление: хемингуэевский «Старик и море» кисти Тулуз-Лотрека.

Он присел за столик и сложил на стул свои вещи. Налив себе четвертую рюмку, он принялся листать толстую тетрадь, где делал записи о расследовании. Это была хроника его неудачи. Куртка и духи Шона Лоренца не превращали его в художника. Не хватало роста, чтобы перехватить его факел. Маделин была права: сыщиками не становятся по собственной прихоти. По массе причин он вбил себе в голову, что сумеет найти и спасти Джулиана. Спасение этого ребенка было бы равносильно спасению самого себя. Он цеплялся за этот поиск, потому что увидел в нем удобный способ ценой небольших усилий вернуть свои жизненные потери. Но несколько дней – чересчур короткий срок, так быстро не исправить ошибки целой жизни.

Гаспар отпил виски и закрыл глаза. Перед мысленным взором предстал Джулиан, гниющий в склизком подвале. Существует ли хотя бы крохотный шанс, что мальчишка еще жив? Никакой уверенности в этом у него не было. Даже если бы они каким-то чудом обнаружили его живым, то в каком состоянии был бы ребенок после двух лет неволи? И что за будущее ему предстояло бы? Его отец погиб при попытке его спасти, мать пустила пулю себе в голову в заброшенном вагоне метро. Неважные исходные позиции…