Я начала жизнь с чистого листа. По-настоящему. У человека одна жизнь, и я не собиралась губить свою, проводя ее с постоянно согнутой спиной. Какой смысл в существовании, низведенном до выполнения мерзких для тебя обязанностей? Зачем прозябать в жалком городишке, провонявшем рыбой, кому нужно супружество, состоящее из постоянных взбучек, что толку пресмыкаться перед распущенным драчуном, заботиться о его удобствах, быть рабыней испорченного сынка?
Я не продолжила прежнюю жизнь в другом месте, а всерьез начала жить заново: другой муж, другой ребенок – я ни слова не сказала ему о его брате, – другая страна, другие друзья, другая профессиональная среда. От своей прошлой жизни я ничего не оставила: все сожгла, от всего отреклась без малейшего сожаления.
Я могла бы наплести вам многое из того, что пишут в книгах, о материнском инстинкте и о своих угрызениях совести. О том, как у меня сжималось сердце в каждый день рождения Адриано. Только это было бы неправдой.
Я никогда не пыталась узнать, кем он стал. Никогда не набирала его имя в Гугле – наоборот, методично разрушала все мосты, по которым ко мне могли бы попасть вести о нем. Я ушла из его жизни, он – из моей. Так было до той январской субботы, когда кто-то позвонил в мою дверь. Завершался чудесный зимний денек, гасли последние лучи солнца. За москитной сеткой, спиной к солнцу, стоял полицейский в синей форме.
– Здравствуй, мама, – проговорил он, лишь только я отперла дверь.
Я не видела его больше тридцати лет, но он остался прежним. В глазах горел прежний опасный огонь. Но то, что раньше было просто языком пламени, теперь превратилось в страшный пожар.
Тогда я подумала, что он явился, чтобы со мной расправиться. Мне в голову не могло прийти, что мне уготовано нечто несравненно худшее.
21. Нулевой километр
Все, что сочинено, изображено, изваяно, придумано, построено, изобретено, служит единственной цели – вырваться из ада.
Антонен Арто[92]
Растерянная, Маделин сопротивлялась упадку сил. У Гаспара был пустой взгляд нокаутированного боксера. Они выползли из зачумленного дома, еще раз облазив его снизу доверху и ничего не найдя. Сбитые с толку и обессиленные, они вернулись в Тиббертон и остановились в порту. Колючий холод заставил их отказаться от намерения размять ноги на молу и спрятаться в единственном еще не закрытом в одиннадцать вечера в сочельник ресторанчике «Старый рыбак». Там сидело человек десять, явно завсегдатаи. Заказать здесь можно было суп из моллюсков-петушков, «фиш-энд-чипс» и густое бурое пиво.
– Непонятно, что еще можно предпринять… – пробурчал себе под нос Гаспар.
Маделин не обратила на него внимания. Сидя перед супом-пюре, к которому еще не притронулась, она изучала финансы Сотомайора. Добрую четверть часа она не отрывала взгляда от строчек с одними цифрами, после чего призналась, что не находит ничего, чего не знала бы раньше. Дело было не в том, что ее мозг отказывался молоть зерно, а просто в том, что все оно было уже перемолото, все тропы пройдены, все борозды пропаханы.
Надежда не прожила и часа, но все-таки она была! Сейчас, проматывая назад пленку и выискивая ошибки, Маделин упрекала себя в заведомом недостатке веры в успех.