— Да-а? — обрадовался Гринько.

«Конечно да, — ухмыльнулся про себя Лейно. — То, что она просто подруга, — за версту видать. Все равно как я — ирландский сеттер. Но если у старикана что-то встало именно на эту пугану, фирма не возражает. Подарим деду маленькую радость».

— Музыка смолкла. Гости вернулись к столу.

Юхо отозвал президента «Глобуса» в сторонку, затем обратился к Гринько:

— Мы на минуту спустимся в бар. Вы не возражаете, Петр Иванович?

Гринько не возражал. Более того, обрадовался. Подозвав скрипача, заказал мелодию, опустив в его карман зеленую бумажку.

— Следующая песня посвящается Даше, — провозгласил музыкант, чуть поклонившись де-вушке.

— «Очарована, околдована, с ветром в поле когда-то повенчана…» — мягким баритоном вполголоса запел один из гитаристов.

— Вы позволите вас пригласить? — вновь охрипшим голосом спросил Дашу Петр Иванович. Даша, разумеется, позволила.

В просторной трехкомнатной квартире Петра Ивановича Гринько звучала с магнитофонной ленты все та же мелодия. «…Отчего же ты плачешь, красавица, или мне это только чудится?» — вопрошал хрипловатым голосом певец.

Петр Иванович неуклюже топтался с возвышавшейся над ним Дашей, стараясь попадать в такт и нежно прижимая девушку к себе.

Несмотря на обкомовское прошлое, предполагавшее широкие возможности, Петр Иванович не был пресыщен женским вниманием. Во-первых, всю свою прошлую жизнь он прожил на третьих ролях, будучи вечным третьим помощником комсомольских, а затем и партийных вожаков. Конечно, и ему перепадало от пирога, но что перепадало? Если говорить о женщинах, в те времена не было нынешней вседозволенности. И досуг комсомольских вожаков, а затем и партийцев зачастую скрашивали комсомольские богини, далеко не все из которых соответствовали вкусу Гринько. К тому же по табели о рангах ему доставались именно третьесортные богиньки. Конечно первый, да и второй секретари баловались и с эстрадными дивами. Но опять-таки «давеча не то, что таперича», — если переиначить поговорку. Петр Иванович прекрасно помнил, как связь всесильного в городе первого со звонкоголосой пампушкой привела певичку прямиком в колымскую филармонию. А самому первому стоила множества пренеприятных объяснений с Москвой.

Во-вторых, связям с женщинами препятствовала скандальная и ревнивая до патологии супруга Петра Ивановича. Так что в этом смысле шестидесятитрехлетний Гринько был человеком нереализованным. Впрочем, и в других смыслах тоже.

Когда энергичный и властный Евгений Юрьевич Беседин, бывший второй секретарь обкома, под началом которого Гринько ходил около десятка лет, пропихнул его в правительство Ленинградской области, Гринько воспринял это как партийный наказ. И первое время так и жил, как под присягой, — беспрекословно выполняя волю Беседина. Но молодому финскому парню со смешной фамилией Лейно удалось разбудить в Гринько давно уснувшее честолюбие, объяснить, что каждый человек сам себе хозяин. Что он, Петр Иванович, занимающий высокую должность, представляет самостоятельный интерес для деловых партнеров и может проводить собственные решения через областное правительство.