— Вот, сердце как у птицы, сейчас вырвется!
И она схватила Алёшину руку, прижала к груди, быстро отвела, не переставая удивляться самой себе, она ли это: смеётся, бежит, говорит во весь голос, держит крепко за руку этого курносого незнакомого парня с тонкими щеголеватыми усиками, со странноватым чужим выговором.
— Жарко мне, Алёша, ох, как жарко! У нас жаркие дни по пальцам пересчитать можно. В такой день я всегда у воды. От родительского дома до Онего-батюшки за один дых добегала. Вылетишь на берег и задохнёшься от красоты. Жара, полдень. Ветер с озера крепчает. Волны катятся к берегу, ударяются лоб в лоб с поблескивающими валунами и рассыпаются в серую пену. Времени для меня нет, стою и смотрю, смотрю…
— Кончится война, приеду в Рыбреку — а где здесь дивчина живёт, которая на волны белогривые глядеть бегает?
— Вы из Белоруссии? У вас фрикативное «г», мягко произносите, не так, как русские, те на грани не «г», а почти «к» говорят. Видите, как я подкована — у нас в техникуме был чудесный учитель русского языка. Мне нравилось сопоставлять одни и те же слова у славянских народов. Как это интересно, ведь язык когда-то один был у славян.
Алексей улыбнулся, бросил на траву потёртую кожаную куртку.
— Вот и не угадали, товарищ Анна. Родился я в Чернигове, на Украине. Яблоневые сады. Десна в весеннем половодье — белые домики стоят в воде по колено, шумный базар у церкви, выложенная тёмно-красным кирпичом-железняком центральная площадь. Отец мой сразу после гражданской войны окончил в Ленинграде лесную академию, работал в Сибири, там жили мы на Оби. Я сызмальства любил путешествовать. Однажды на льдине поплыл весной. Как меня сняли с неё, не помню, только отец очень гордился, что я не ревел, не испугался. Правда, с тех пор меня стали привязывать к ножке тяжёлой железной кровати почти на весь день — папа и мама работали, рядом — мой верный дружок Жюль, ласковая, с умными глазами овчарка. Папу всё время била малярия, пришлось вернуться на Черниговщину. Отец в городе жить не любил, и мы уехали в лес. Был там такой хуторок Ревунов Круг, дачей его ещё называли. Отца назначили лесничим. Дали нам большой дом с огромным садом, и стали мы жить-поживать. Однажды в лесу организовали летний пионерский лагерь для городских ребят. Помню огромный пионерский костёр, вокруг которого мальчишки ходили колесом с ног на руки. Я отбежал в сторонку, попробовал и тут же шлёпнулся, как лягушка. Эти бойкие ребята знали много песен, умело бегали наперегонки, метко стреляли из рогаток, но не умели, как я, быстро взбираться на деревья, скакать на лошади. В жаркий день молодые горожане подожгли любимый отцовский бор, шишки с его сосен посылали мы по всей стране, но пожар погасили. А потом нашего Жюля кто-то окатил кипятком. Мы с отцом лечили его, мази разные прикладывали. Жюль лежал и плакал. Потом уполз ночью в лес и умер.
Алёша замолк, склонив голову, словно прислушивался к стрекоту кузнечиков в траве. В камышах на той стороне реки вкрадчиво проплыла уточка с малыми утятами. Аня сидела рядом, слегка прикасаясь к его крепкому тренированному плечу, искоса поглядывая на свои колени. Ей казалось, что Алексей смотрит на её худые ноги в этих разношенных жёлтых пьексах.