В тот день он впервые привез ее в квартиру, с люстрой-солнцем и живыми птичками на обоях. До этого они могли уединиться только в салоне машины, за тонированными стеклами. «Пежо» Зацепы профессор Кастрони взял напрокат, впрочем, происхождение автомобиля крошку также не интересовало. Она мимоходом заметила, что машина «cool», то есть классная, что надо.

Застенчивый синьор Кастрони впервые попробовал прикоснуться к маленькой синьорине по рецепту Гумберта. Девочка часто моргала, разглядывала себя в зеркальце. Синьор Кастрони взял в ладони ее лицо, провел языком по глазному яблоку. В отличие от Гумберта, он не ограничился вторым облизанным глазом. Он мог сразу продолжить. Он стал целовать ее лицо, шею, тонкие ключицы, умирая от счастья и ужаса, под внутренний аккомпанемент заученных цитат.

«Лолита» и еще кое-что, возвышенное, то ли из Ветхого Завета, из «Песни Песней», то ли из «Суламифи» Александра Куприна. Строчки скакали и крутились у него в голове, свивались клубками, энергично ползали по мозговым извилинам.

Спинки передних сидений легко откидывались.

Она не испугалась и не удивилась, наоборот, ласкалась к нему, как котенок, но ниже пояса не пустила. Нет – и все. Осторожный мудрый Зацепа объяснял нетерпеливому Кастрони, что в машине это опасно, неудобно, а больше пока негде.

И вот наконец они оказались вдвоем в пустой квартире. Кастрони трясло от нетерпения. Синьорина была мрачна и капризна, но все-таки позволила себя раздеть, взять на руки и, припав губами к его уху, прошептала:

– Только, пожалуйста, осторожней, ты первый…

Умная детка подгадала так, чтобы на простыне была кровь. Но одуревшему Зацепе это пришло в голову значительно позже. Она очень натурально сжалась и вскрикнула, потом всплакнула у него на плече и вдруг сказала:

– Чем от тебя пахнет? Потрясающие духи. Они женские. Ты что, пользуешься женскими духами?

Рубашка, которую он надел в то утро, долго провисела в шкафу, рядом с вещами жены. Он привык к этому аромату, не замечал его, а Женин тонкий нос учуял. Пришлось тут же импровизировать.

– Сегодня утром я ехал в лифте с француженкой. Она открыла сумочку, выронила флакон, крышка отлетела, на меня попало несколько капель.

– Да? Надо же! Ты заметил, какие это духи? Как они называются? Я хочу такие. Ник, милый, пожалуйста, вспомни, как выглядел флакон. Или, вот, ты можешь найти ту француженку и спросить? Где, кстати, это было? В твоем университете? Ник, я хочу такие духи!

Он пытался возражать, приводил множество разумных доводов. Бесполезно. Если малышка чего-то сильно хотела, это было стихийное бедствие. Цунами.

– Найди ее, спроси, достань!

– Но это запах взрослой женщины, а ты ребенок.

– Ребенок? Ха! Теперь уже нет. С твоей помощью.

– Женя, в любом парфюмерном магазине сотни чудесных ароматов. Я куплю тебе любые духи, можешь хоть ванну принимать из духов.

– Нет! Мне не надо любые! И не смей меня трогать! Видеть тебя не желаю! – Она вырвалась из его рук и голышом побежала в душ.

Кто из них двоих был сумасшедшим? Зацепа встал, прошлепал босиком в прихожую, достал бумажник из кармана пиджака. Когда она вернулась, он протянул ей пятьсот евро с жалкой улыбкой: