В кухне, находившейся по ту сторону колючей изгороди, открывались три окна. Три длинные очереди выстраивались в двадцати шагах от них. По свистку унтер-офицера, ведавшего раздачей пищи, от очереди отделялись три человека, подходили каждый к своему окну.
Просовывая руки между проволокой, они получали по миске жидкой просяной или кукурузной похлебки. Не задерживаясь, торопливо возвращались назад, на ходу глотая похлебку.
От очередей отделялись следующие.
Концлагерь находился в пяти километрах от города, за рекой, в помещениях, где до войны содержался скот.
Огромные дощатые сараи были обнесены двумя рядами колючей проволоки. Здание бывшей конторы «Заготскот» превратили в казарму для солдат охраны. Дом рядом, где раньше жили рабочие, занял комендант концлагеря майор Генрих Штольц со своими офицерами и канцелярией.
Над воротами на центральной вышке был установлен прожектор, на четырех угловых вышках — пулеметы.
Во всех направлениях от концлагеря были расставлены предупреждающие щиты с надписями о том, что проход и проезд запрещаются.
Но и без надписей люди обходили и объезжали концлагерь далеко стороной: чудом вырывавшиеся из него пленные рассказывали такое, что и у довольно смелых людей волосы становились дыбом.
Концлагерь 101, организованный наспех, первое время выполнял роль сортировочного пункта. Здесь отбирались пленные для отправки в Германию, здесь отсеивались и подвергались уничтожению подозрительные. Здесь же велась усиленная пропаганда, преследующая одну цель: заставить пленных вступить в ряды вспомогательной полиции.
Каждый вечер, ровно в девятнадцать, вой сирены извещал, что концлагерь окончил работу, начатую ровно в семь утра. В тихую погоду этот вой был слышен в восточной части города. Услышав его, жители зябко передергивали плечами и спешили скрыться в домах.
Над территорией концлагеря нависала тишина, нарушаемая лишь топотом сменявшихся часовых да повизгиванием ветра в колючей проволоке.
Новая колонна пленных, в которой находились Зеленцов и Малышев, прибыла в концлагерь в то время, когда он был переполнен до предела.
Майор Штольц, выслушав обер-лейтенанта, доложившего о прибытии новой партии пленных, раздраженно встал.
— Черт знает, что такое! — буркнул он. — Шлют сюда со всех сторон, будто концлагерь резиновый. Нужно — растянул, нет — сузил.
Уставший за шесть утомительных дней, проведенных в дороге, обер-лейтенант молчал. Штольц указал ему на стул.
— Садитесь. Сколько в партии?
Услышав ответ, майор взглянул на обер-лейтенанта с некоторым удивлением: из двух тысяч пятисот человек, собранных вначале, до конечного пункта дошло всего четыреста восемнадцать.
Усмешка тронула тонкие губы обер-лейтенанта:
— Не беспокойтесь, — сказал он, — ни один из них не сбежал. Тяжелая дорога, очень слабый народ. К тому же пришлось приучать их к повиновению с самого начала. Вот подробный отчет, все указано.
Он протянул несколько сколотых листков бумаги. Просмотрев их, майор разрешил обер-лейтенанту отдыхать, дружеским тоном назвал несколько адресов в городе, где можно было, по его мнению, неплохо провести день-другой перед отправкой в обратный путь.