Новых пленных он, после долгого раздумья, решил поместить, за неимением более удобного места, под навесом, попавшим в числе других помещений бывшего сборного пункта «Заготскота» за колючую проволоку. При этом подумал о необходимости обшить его досками, наподобие других сараев. Зима на носу, неудобно, если заморозишь их под открытым небом. Мировая пресса и без того словно взбесилась, расписывая зверства немцев.

Перед зеркалом Штольц потрогал щеки, подбородок, поправил волосы. В конце ноября ему сравняется двадцать восемь; был он высок ростом, строен, белокур, со свежим, приятным лицом. Сын крупного рурского заводовладельца, он с помощью денег делал неплохую для своих лет карьеру.

Вечер майор собирался провести в городе, у русской женщины.

Он понимал, что на примере этой женщины, проститутки в прямом смысле, нельзя составить определенного мнения о большом и, как он убедился, смелом народе. Но и по ней майор стремился познать дух и характер чужого народа, так же, как в различных экспериментах над сотнями и тысячами пленных. Он считал это необходимым: хозяин, если он желает иметь успех в делах, должен досконально знать своих работников, даже свой скот. Штольц не соглашался с теми, кто считал это ненужным. Однако, несмотря на упорство и прилежание с его стороны в этом отношении, душа чужого народа все же оставалась для него за семью замками.

Как бы там ни было, весь остаток дня майор находился в хорошем расположении духа. Когда внутрилагерный дежурный спросил его, что делать с новыми пленными, майор разрешил выдать им двойной паек и приказал завтра же переоборудовать навес, под которым они находились, в закрытое помещение.

Так на следующий день в сортировочно-пересыльном концлагере номер 101 появился новый, восьмой, блок, сделанный на скорую руку из горбылей и досок.

Прибывшие прошли регистрацию, на спинах у них несмываемой краской написали номера. Зеленцов стал номером 14985, Малышев — 14986.

Им приказали забыть, что они имеют свои имена, родину и дорогих людей, забыть свою прежнюю жизнь, свои привычки и желания. Концлагерь стал настойчиво переваривать их в своей чудовищной утробе.

Тоскливые и голодные потянулись дни.

Точный, как хронометр, распорядок вносил в вереницу однообразных дней что-то механическое; дни не отличались друг от друга ни на йоту.

В эти дни гитлеровские армии «Центр» рвались к Москве. До наступления зимы Гитлер спешил окончить кампанию в России. Цель во всех отношениях была настолько важна, что гитлеровское командование бросило в наступление все, вплоть до последних резервов.

С каждым часом битва за Москву принимала все более ожесточенный характер, и битва эта, небывалая еще в истории по своим размерам, приковала к себе пристальное внимание всего человечества.

По могиле Льва Толстого, словно по самому сердцу русскому, прошли гусеницы танка со свастикой.

Но даже малейший отзвук этих событий не проникал за проволоку концлагеря. Здесь время шло в установленном раз и навсегда порядке.

В один из таких дней Зеленцов проснулся от холода, пробравшего до костей, и, поднявшись, стал размахивать руками, чтобы согреться. Ходить было нельзя: впритык друг к другу везде сидели и лежали люди.