— Какая ты хорошая у меня, мама…

Она ласково поправила другой рукой воротничок его рубашки и, чтобы избавить от смущения, подтолкнула к двери.

— Иди, поздно будет.

Задержавшись на мгновение у порога, он оглянулся и быстро выбежал из комнаты.

Его уже давно тянуло в Южное предместье. А сейчас еще прибавилась тревога: ведь бомбы могли угодить в домик, с которым связывались сейчас все надежды Виктора.

Он знал, что под суровой внешностью инвалида-слесаря скрывается доброе, хорошее сердце. Знал с третьего класса, когда Надя впервые привела его к себе домой и представила отцу:

— С этим мальчиком мы сидим за одной партой. Звать его Витей, и он хороший. Только мы подрались вчера за перышко, но теперь уже помирились.

Денис Карпович со всей серьезностью пожал руку мальчику и укоризненно покачал головой.

— Нехорошо, Виктор, драться с девчонками. Так не делается. Хлопец не должен девчат обижать. А то я тебе… у-у-у! — что я с тобой сделаю!

Витя поглядел на него и, улыбаясь, с детской непосредственностью и прямотой заявил:

— Неправда. Вы — добрый. У вас в глазах смешинки. Верно, Надя?

Денис Карпович рассмеялся, сгреб детей в охапку.

С тех пор Витя был частым гостем в домике слесаря в продолжение шести лет, и Денис Карпович привык к нему и радовался дружбе между ним и дочерью. Для него они по-прежнему оставались детьми, и только день, когда дочь сдала последний экзамен за девятый класс и слесарь преподнес ей подарок — новое шелковое платье, приобретенное полугодовой экономией в хозяйстве, — открыл Денису Карповичу кое-что другое.

Надя надела это платье, и слесарь через полуоткрытую дверь второй комнаты заметил, что дочь чересчур уж долго стоит перед зеркалом. Потом за нею зашли одноклассники, и все пошли в кино. Денис Карпович проводил их за калитку. Вначале они шли толпой, затем разбились на группы, и Виктор пошел рядом с Надей позади всех. Они чему-то смеялись, потом дочь и Виктор одновременно, словно по уговору, оглянулись назад, на него, и торопливо стали догонять других.

И слесарю вспомнилось вдруг многое из того, на что он раньше не обращал внимания.

Денис Карпович слишком хорошо знал Виктора, чтобы печалиться неожиданному открытию, но в душе у него шевельнулось ревнивое отцовское чувство.

Юноша приходил и потом, но Денис Карпович смотрел на него уже по-другому, более внимательно, и наконец вынужден был признать, что лучшего друга для дочери не приходится желать и в дальнейшем. Когда Виктор вдруг перестал показываться, Денис Карпович встревожился. Дочь же, напротив, для него оставалась веселой. Мог ли слесарь предполагать, что виной всему первый неловкий поцелуй, обрадовавший Надю, хотя она и пыталась уверить себя в обратном, и испугавший Виктора, обвинявшего себя в непростительной дерзости.

Начавшаяся война заставила слесаря забыть об этом. Виктор же, часами бродя после работы по городу, не смел пойти к Рониным. Удерживало его от этого не только чувство неловкости перед Надей. Удерживало другое. Казалось, оскорбительной жестокостью будет для тех, кто льет кровь и умирает на фронте, если он в это время станет думать о своем личном счастье, если он будет испытывать радость.