— Простите меня. Я дура, а если еще выпью две капли, вообще не соображаю, что говорю.

— Ничего страшного.

Я протянул ей свой стакан воды, и она взяла его.

— Знаете… Однажды вдруг осознаешь, что молодость закончилась и поезд уже ушел.

— Придут другие поезда. Обязательно.

Росиито кивнула.

— Вот потому я не пойду на свадьбу, дон Даниель. Уже довольно давно я познакомилась с господином, сеньором де Реус. Он хороший человек. Вдовец. Заботливый отец. Он владелец пункта сбора металлолома. Каждый раз, бывая проездом в Барселоне, он навещает меня. Он предложил мне выйти за него замуж. Мы не заблуждаемся на свой счет, оба, понимаете? Очень тяжело остаться в старости в одиночестве. И я знаю, что мое тело уже не то, чтобы продолжать работать на улице. Жаумет, сеньор де Реус, приглашал меня отправиться с ним в путешествие. Его дети выросли и уехали из дома, он всю жизнь проработал. Он сказал, что хочет посмотреть мир перед тем, как его покинуть, и звал меня с собой. В качестве жены, а не какой-то там, чтобы попользоваться и выбросить. Корабль отплывает завтра рано утром. Жаумет говорит, что капитан корабля имеет право регистрировать брак в открытом море, а если нет, то мы обратимся к любому священнику в первом порту.

— Фермин знает?

Словно услышав наш разговор на расстоянии, Фермин прекратил выделывать па на танцплощадке и замер, глядя на нас. Он протянул руки к Росиито, состроив умильную рожицу бездельника, жаждущего ласки и нежности, которая приносила ему неизменный успех. Росиито засмеялась, недоверчиво покачав головой, и, прежде чем выйти на площадку к мужчине своей мечты и в последний раз станцевать с ним болеро, повернулась ко мне и сказала:

— Заботьтесь о нем как следует, Даниель. Такого, как Фермин, больше нет.

Оркестр умолк, и танцующие разомкнули круг, пропуская Росиито на площадку. Фермин взял ее за руки. Светильники в зале «Паломы» постепенно погасли, и во мраке вспыхнули лучи прожектора, очертившие круг клубящегося света у ног этой пары. Остальные танцоры отступили в сторону, и музыканты заиграли в ритме болеро, наверное, самого печального танца на свете. Фермин обвил рукой талию Росиито. Глядя в глаза друг другу, отрешенные от настоящего, возлюбленные из той Барселоны, которая исчезла безвозвратно, в последний раз танцевали они, слившись в тесном объятии. Когда музыка остановилась, Фермин поцеловал женщину в губы. Росиито, заливаясь слезами, погладила его по щеке и, не прощаясь, медленно пошла к выходу.

Музыканты пришли на помощь в этот миг, грянув гуараччу. Освальдо Дарио де Мортенссен, который написал так много любовных писем, что стал энциклопедистом в сфере нежных чувств и сердечных горестей, призвал гостей вернуться в круг и сделать вид, что никто ничего не заметил. Фермин, слегка закручинившись, приблизился к бару и уселся на табурет рядом со мной.

— Вы в порядке, Фермин?

Друг уныло кивнул.

— Думаю, мне не помешало бы подышать свежим воздухом, Даниель.

— Подождите меня здесь, я только возьму наши пальто.

Мы спокойно шли по улице Тальерс в сторону бульвара Рамбла. Неожиданно впереди, на расстоянии полусотни метров, замаячила знакомая фигура, медленно переставлявшая заплетавшиеся ноги.