Сам я сызнова перебрал находки в коробе по одной, на кувшинном черепке по плечикам перевитой веревочкой тянулся узор. Сидел мужик, изукрашивал. «Найден Ю. Костроминым, 2 августа с. г.», — ярлычок, я поднял взор.
— Лепная посуда, — пояснил лысый, стерегущий мои затруднения Костромин. — Этот век без гончаров. Узор простой: ямкой, насечкой. Щепкой ковыряли. — Он спустился. — Хочу предупредить, пока вы один. Вы товарищу прапорщику не целиком верьте!
— Да? А я уж…
— Нет, он, ясное дело, нахватался, но путает. Вам сказал: каменная печь. А по правде — глинобитная.
Я обождал, но он улыбался молчком, лишь кинул вдогон:
— Мы уж все как профессора московские! Наглядно! Армию отбуду, и на археологию!
Елена Федоровна так и грелась черепахой поперек пути, твердо соединив коленки, — переступать? Я сломил единственную, выгоревшую в кость травинку и запустил даме под шляпу, произведя щекотливое движение.
Хр-рясть! В моей руке остался размочаленный огрызок. Я заглянул под шляпу. Археолог уставилась в меня, равномерно переминая зубами отчекрыженную травинку:
— Кто?
— Я санврач, Елена Федоровна. Сегодня приехал.
— Врач. Кто?
— Я. Я и есть. Про кого ж я говорю? Дератизатор из Москвы.
— Кто?
— Я из Москвы. Вообще-то мы вдвоем, но второй наш, мой товарищ, он там остался, в Светлояре.
— Кто?
— Товарищ мой! Тоже врач! Сотрудник. Знаете, я пойду…
— Я кто?
— К-как? Ах, вы — кто? Вы — Елена Федоровна. — Я возвысил голос: — Женщина. Археолог.
Она села и гордо отплюнула траву.
— Я доктор наук! У меня ученики. Задремала… Находки?
Я сжал ее высохшее запястье — она неожиданно улыбнулась.
— Елена Федоровна, сбился с толку, хоть вы мне…
— Уже осмотрели городище? Выше открывается город: посад, кремль-детинец, пристань. Пристань означает: вода. Двенадцатый век. Тринадцатый век. Мое любимое время. Хотите отдыхать — за лопату. Тоскую по лопате. Не могу. Требуется научное руководительство. Пока археологов четыре. В ноябре академическая экспедиция. Мы открыли самую Россию. Еще одну. Они начнут соединяться. Не боясь слов, ценнейшее месторождение. Все отсюда родилось. Покопайтесь. Свежие люди удачливы.
— Елена Федоровна!
— Да? Я вас слушаю, дорогой товарищ, спасибо. Благодарю вас, всего доброго.
— Приятно балакать с тобой, хрен, хоть… Вон, последний круг, самое дно твоих циркачей — там что?
— Чтобы вам доступней понимать, там — неолит. Первое поселение, отработано. Находки теперь в городе, выше.
— Для какого рожна вам тогда бур?
— Бур. Нам не нужен бур.
— А вон то, что торчит? Хвост собачий?!
Она вытерла полой шляпы очки и вгляделась в мой указательный палец. Я процедил:
— На дно смотри, прости-тут-ка! — смотри.
— Ага, бурилка. Затея Свиридова. Глубже нет вещественных источников. Он хочет найти зерно. Беда везучих самоучек, выдумывают идею. Раскоп схож с древом: ствол, расходятся ветви. Он предположил — значит, в основании имеется зерно. Желает зерно добыть.
— Зачем?
— Пересадить в новую почву. Но там — мертвое материковое основание. И я-то знаю, — отняла руку у моих пальцев и скучно заключила: — Насколько оно мертвое. А вы. Не бегайте. Часто, что кажется низостью, всего лишь опыт. Вы приехали-уехали. Людям — жить. Всегда, — досказала здоровым, сильным голосом, отряхивая наголо показанные шортами еще плотные ноги, а я-то сперва… — А вы-то теперь… Нет, не надо бояться. — Я все равно подскочил, подхлестнутый автоматной очередью. — Зовут, обед. Тарелка. Санврач. — И посмеялась.